Мы с Борей вышли на кухню. Там он протянул мне пачку с сигаретами, и я не отказался. Мои закончились, и я забыл купить.
— Вот ведь дело-то какое, — сказал Боря, тщательно прикрывая дверь, ведущую в гостиную. — Я тут вчера в милицию заезжал. К тому следователю, который взялся вести дело. И вот, у меня удивительные мысли стали появляться.
Он выжидательно смотрел на меня, как бы желая, чтобы я его расспрашивал. Но я молчал. Мне с самого начала показалось, что Боря вызывает меня курить на кухню для того, чтобы сказать что-то наедине. Если он решил мне что-то сказать, то пусть говорит. Я сам спрашивать не стану. Кто его знает, этого бородатого…
— Знаете какие? — пытался заинтриговать меня Боря, но я не поддался и на это. Я продолжал выжидательно молчать. — Там все не совпадает, — сказал он наконец и затянулся, повесив в воздухе многозначительную паузу.
— Что не совпадает? — наконец спросил я. Хватит уже говорить загадками.
— Все не совпадает, — ответил Боря. — То, что говорит Лариса, — он понизил голос и оглянулся на всякий случай на дверь, — то, что она говорит обо всем этом, не совпадает.
— С чем не совпадает?
— С действительностью, — сказал Боря заговорщицким шепотом. — Все было не так, как она говорит. Вчера, когда мы с вами разговаривали тут, я еще не знал, что она показала на следствии. Но у меня уже были подозрения, вы помните…
— Да, помню, — ответил я. — Так что вы хотите сказать? — Это просто болезнь такая у нашего брата интеллигента — ничего не говорить прямо и быстро. Обязательно нужно мямлить и выражаться недомолвками… — В чем чело? — повторил я. — Какие у вас сомнения?
В этот момент дверь на кухню неожиданно открылась и, приволакивая ногу, вошел Шмелев. Теперь, когда мы стояли рядом в небольшом помещении, я разглядел его получше.
Ростом он был ниже меня, а я не самый высокий человек на свете… Может быть, в летные училища специально берут таких маломерков, чтобы весили поменьше и самолет не перегружали? Не знаю… Моложавость его была относительная. Он действительно выглядел как мальчик, но это если не присматриваться. Кожа на лице все выдавала. Она была какая-то сухая, как пергамент. Губы бледные, тонкие. И множество маленьких морщинок вокруг глаз. Сами же глаза горели, как у фанатика. Точнее, Шмелев, видимо, знал об этом и периодически прикрывал свои глаза тяжелыми набрякшими веками. Тогда их блеск не был так заметен. Вместе же с пергаментной кожей и бледными тонкими губами он в целом производил впечатление фанатика. Религиозного или еще какого. Фанатики бывают разные… Несмотря на хилое, во всяком случае внешне, телосложение, было в нем что-то сильное. Что-то, что выдавало энергию, властность, волю…
