Расплата. Яростное безумие - Дмитрий Николаевич Петров

— Официант! Почему в супе плавает муха?

— Она не плавает, сэр. Она мертва.

Труп был страшно обезображен… Сначала я даже не поверил в то, что это Василий. Сравнительно недавно я виделся с ним. Мы разговаривали о разных разностях, смеялись, а теперь передо мной на цинковом столе лежало нечто…

Именно нечто, потому что это, конечно же, не было моим двоюродным братом. Весь окровавленный, как мясная туша в подсобке магазина, с изрезанным лицом и исколотым телом…

— Вы узнаете вашего брата? — задал вопрос следователь, чуть толкнув меня в бок локтем. Я встрепенулся. Пора было уже сказать что-то…

— Узнаю, — ответил я и больше не смог ничего сказать. Все же мне пришлось уступить напору следователя и громко, публично признать, что вот этот изуродованный труп — тело моего брата Василия. А как мне не хотелось делать это, не хотелось впускать это в свое сознание.

— Кто это? — опять спросил следователь.

Подумать только, какая настойчивость. Хотя его можно понять, наверное. Для него это одно из рядовых дел, и у него мало времени. Ему нужно провести формальную процедуру и поскорее закончить ее.

Лариса вцепилась руками мне в рукав пальто, и я чувствовал, как она дрожит всем телом.

— Это мой муж, — тихо сказала она наконец, опередив меня.

— Да, это Василий. Ее муж и мой двоюродный брат, — добавил я.

Наши голоса гулко звучали в холодном помещении морга.

— Ну, собственно, это все, — сказал следователь и захлопнул папку. — Распишитесь вот здесь, — он протянул бумагу Ларисе.

— У меня руки дрожат, — сказала она и попыталась неловко, виновато усмехнуться.

— Да, я понимаю, — грустно ответил следователь и покачал головой. — Очень сочувствую вам. Такая ужасная смерть.

Спустя полчаса я вышел на улицу. Лариса еще задержалась внутри. Она хотела утрясти вопрос о том, когда можно будет забрать тело и похоронить. То есть нужно было ждать результатов вскрытия и разрешения милиции на похороны. Так всегда бывает в случаях насильственной смерти.

А в том, что Василий умер именно такой смертью, а не от кори или ветрянки, никто не сомневался.

Достаточно было взглянуть на труп, чтобы понять, что мучения Василия перед смертью были долгими и жестокими. Даже не верилось, что какой-то живой и рожденный матерью человек мог так поступить с ближним своим.

Но кто-то поступил. Зачем? Ведь даже животных нельзя так истязать, как, видимо, истязали этого бедного человека.

Особенно странно было, только что увидев это и зная о том, что примерно произошло, стоять теперь на людной улице и смотреть на все вокруг. Ездили машины, шли люди, разговаривали о своих делах. И никто не знал о том, что невдалеке лежит труп человека, несколько дней принимавшего страшные мучения и теперь терпеливо ожидающего похорон.