— Убийство из ревности? — спросил следователь и покрутил в пальцах ручку. Он вопросительно смотрел на меня, как бы оценивая, что я скажу на это предположение…
— Вы думаете, что Вася завел себе любовницу и его убил ревнивый муж? — спросил я его в качестве ответа.
— Это был бы идеальный вариант, — сказал он, — Оставалось бы найти любовницу, а потом ее мужа. Но это несложно, как правило. И сравнительно легко доказуемо. Из ревности убивают дилетанты, а с дилетантами легче работать. Пятьдесят на пятьдесят, что в этом случае убийца уже не в себе от содеянного и просто через пару дней явится с повинной.
— Надеюсь, вы не собираетесь ждать этого момента? — спросил я. — Потому что вероятность невелика.
— Нет, — успокоил меня следователь. — Этого момента я ждать не буду. Хотя это было бы лучше всего. Кстати, и убийце это было бы неплохо… Хоть труп и изуродован, но все же. Убийство в состоянии аффекта, на почве ревности… Бытовуха. Суды любят таких убийц. Больше восьми лет не дали бы. Да и то в основном из-за зверств.
— Поскольку убийца — не я, то вы можете так не распинаться, — сказал я в ответ. — К тому же на убийство, совершенное в состоянии аффекта, это вообще не похоже. Так что вряд ли вы дождетесь явки с повинной кого-нибудь. В состоянии аффекта и на почве ревности трупы так не обезображивают.
— Откуда вы знаете? — с удивлением и даже несколько раздраженно спросил следователь. Естественно. Неприятно, когда кто-то лезет в твою епархию, да еще таким уверенным голосом…
— Что знаю? — переспросил я. С милицией надо держать ухо востро, это мне еще папа говорил…
— Что на почве ревности не истязают? — пояснил следователь. Он смотрел на меня подозрительно и с неприязнью.
— Это же очевидно, — ответил я. — В состоянии аффекта, застав свою жену с любовником, человек бросается очертя голову вперед и убивает соперника. А потом уже оставляет его. Он мертв, и незачем терзать труп. Потом убийца уже занимается своей неверной женой.
— Вы так это говорите, словно сами убивали в такой ситуации, — усмехнулся следователь.
— Я и убивал, — спокойно подтвердил я. — И даже неоднократно.
— Э! — сказал следователь, и глаза его выпучились на меня, а ручка выпала из пальцев и упала на стол рядом с протоколом. — Э,— повторил он. — Что вы имеете в виду?
Он был потрясен. Наверное, на любого другого человека моя шутка не произвела бы такого впечатления. Но здесь был кабинет следователя по особо важным делам, тут все время говорили об убийствах и всяких прочих ужасах. Тут признавались в них, тут отказывались от них… В любом случае, здесь было в этом смысле нехорошее место. Поэтому я тут же раскаялся в своей неудачной шутке. Вернее, шутка то была нормальная. Просто тут ей было не место.
