Тракторист торопился расчистить место для экскаватора, был раздражен на жару, сокрушительную силу машины, губившую молодую поросль и прекрасный травяной ковер, на себя — что не сумел отговориться от аккордной работы и погнался за легким заработком в сверхурочное время.
Дик лежал в хлебном поле и наблюдал за бульдозером. Вот он прошел краем березняка, скрылся в овражке и невидимый продолжал там тарахтеть, выкидывая над собой из трубы бело-сизые кольца выхлопных газов, затем появился чуть в стороне и срезал ножом молоденький тополек, измочалив гусеницами его трепещущее тело, прошел назад и остановился, крутнувшись на одном месте. И его закрыл сначала сноп огня, а потом услышался сильный взрыв.
Бульдозер подпрыгнул, дернулся и замер, объятый черным дымом.
Дик встревоженно встал. К умолкшей, искалеченной машине бежали люди, крича и размахивая руками. А к остановке тем временем подкатил автобус, опустевший мгновенно. Все устремились в поле. И каждый пробегал по узкой, тесной тропинке мимо собаки, притаившейся рядом.
Хозяин и в этот раз не приехал.
Дик тоскливо завыл, и никто не обратил на него внимания, не остановился, не бросил камень и не испугался его одиночества, тоски и страшных клыков. Пса не заметили.
Люди окружили плотным кольцом горевший бульдозер, и уже тракториста выносили из этого круга два дюжих загорелых мужика в оранжевых безрукавках дорожных строителей, часть толпы двинулась за ними по искореженному гусеницами дерну, как по проселочной дороге, где трава продолжала без пламени гореть от прикосновения к гремучему металлу машины и теперь вся почернела.
Ветер был бессилен поднять ее над землей, распрямить перебитые стебли и вылечить. И скоро ласковое солнце обратит эту траву в пыль, обесцветит и лишит даже горького запаха.
Огромными скачками Дик достиг автобуса, обежал его и, прижав вздрагивающие уши к голове, забрался по ступенькам в открытую дверь салона. Ему почудился знакомый запах на заднем сиденье, которое обычно занимал его хозяин.
Нет, только почудился запах.
Дик оглушительно залаял, царапая когтями кожаное сиденье. Он помнил запахи весны, вкус талого снега и мокрой холодной земли, сырой ветер, в котором слышался тонкий аромат зеленых пробуждающихся листьев и дурман гнилой соломы…
Когда хозяин не вернулся с этим автобусом, лето еще не начиналось, но, как всегда, ледоход увиделся сначала на небе, где привычная за много месяцев томительной зимы серая плоская гладь вдруг была разбита ветрами на неисчислимые островки облаков, рядом с ними появились пронзительно синие, белые и изумрудом светящиеся окна. Стихия приоткрыла свою бездну.
