Каменные часы | страница 28
Он посмотрел на часы. С момента посадки самолета прошло уже почти полдня. Значит, им удалось пройти километров пятнадцать. Костя отстегнул у Дягилева командирскую планшетку и достал карту.
И услышал отдаленный собачий лай.
Он разорвал карту, разрыл землю финкой и ссыпал туда клочки. Заровнял аккуратно ладонями и сверху закидал это место листвой. И все-таки стрелок видел в своем воображении предельно ясно тот путь, который выводил его из опасной зоны. Он отгонял от себя видение, словно это было уже предательством.
Ни разу в жизни сержант не попадал в безвыходные положения.
Ни разу!
Даже сегодня, когда напали на его самолет фашистские истребители и прошили колпак из бронестекла кинжальными очередями. Только испортили парашют. И не поцарапало, а он сбил! Сбил прицепившийся к хвосту штурмовика «мессер» прежде, чем ушли они в облака. Да и в облаках все обошлось без лишних нервов. Там жизнь командира от него не зависела. Это он надеялся на командира и поэтому остался жив.
В воздухе он не боялся смерти.
На земле приближался собачий лай.
Кольцо сжималось.
Но он имел еще шанс вырваться из него.
Вырваться один.
Надежда дала бы крылья.
Стрелок торопливо, волоком, потащил летчика в густой молодой ельник. «Здесь его не найдут, ни за что не найдут», — обманывал он себя, продираясь сквозь плотный заслон колючих ветвей, которые пружинили и тотчас смыкались за ним.
«Все будет хорошо», — хрипло шептал стрелок, совершенно потеряв всякую ориентацию в этом ельнике. Он пятился спиной, и ветви за ним, распрямляясь, вставали глухой стеной.
«Все будет хорошо, командир!»
Костя выбился из сил и остановился. Сердце неистово колотилось и, казалось, было готово разорваться, не выдержав предельного напряжения. Он уже не хотел спасать свою жизнь и бояться за нее. В нем, едва родившись, угасло то мощное сверхусилие, которое дает страх, делающий тело невесомым и прозрачным, а руки, ноги, сердце — чужими, безумными.
И на земле он не боялся смерти.
Красный, быстро тускнеющий шар солнца опустился над косогором и повис на верхушках деревьев. Поднялся ветер, загудев в ветвях, прошелся насквозь по лесу, ломая с треском сухие сучья, былинки и целые деревья, лишенные животворных и могущественных материнских соков.
Закружились в воздухе багровые осенние листья.
Начался листопад.
Лязгая гусеницами, бульдозер шел вдоль поля, подминая под себя кусты и молоденькие деревца. Мотор выл, работал на предельных оборотах, словно захлебывался в напряжении собственного бешенства, всхрапывал и ревел, когда тяжелый нож машины встречал преграду.