Шел клев.
Дягилев покачал головой и заспешил к палатке. И было удивительно увидеть, когда он выбрался на полянку, брезентовый освещенный домик в черном лесу, плывшем, казалось, в потоках воды, струившихся сверху и собирающихся на земле в огромные лужи и мощные ручьи.
Люба успела переодеться в тренировочный синий шерстяной костюм и, встретив его, приложила палец к губам.
— Они спят, — прошептала она, — такие молодцы… А нам надо готовить обед.
Дягилев поцеловал ее в сияющие глаза и тихо сказал:
— Когда проснутся, не давай волю своей нежности.
— Я попробую, но разве утерпишь? Посмотри, как спят.
Сын лежал отвернувшись к стенке, на боку, подложив под щеку по детсадовской привычке ладонь. Дочь разметалась рядом, крепко сомкнув губы, и лицо ее было строгим, старше и прекраснее своего возраста во сне.
Дягилев оглянулся на Любу, помня, что во сне она всегда ему виделась моложе своих лет и совсем беззащитной.
— Они уже не помнят, что мы их бросили, — улыбнулась ему Люба.
— Я хочу, чтобы они выросли сильнее и лучше нас, — сказал Дягилев.
Ой тоже переоделся в тренировочный костюм, надел резиновые черные сапоги, защитного цвета плащ, захватил топор и вышел из палатки.
Небо посветлело, и лес сразу осветился, утихающий дождь сделался прозрачен и легок, ближайшие березы стали видимы насквозь, их белые стволы выступали из уходящей дымки резче и отчетливей. Все вокруг словно тихо и сладостно вздохнуло полной грудью, как можно было вздохнуть только в эти неповторимые минуты пробуждения от невольного и сумрачного сна, и оттого лесной аромат особенно слышался в воздухе и поражал своей густой свежестью — столь сильно ощутимо было дыхание земного, зелени.
Шагах в десяти от палатки Дягилев устроил кострище.
Снял квадратный пласт дерна топором. По бокам образовавшейся сухой ямки вбил приготовленные рогульки и положил на них тонкую лесину. С подветренной стороны возвел метровую стенку из веток, протянув перед тем меж кольев прозрачное полотно полиэтиленовой пленки. Приладил у стены скамейку, сбитую из горбыля. И принялся разводить костер.
Спички гасли, сушняк не хотел разгораться, влажная газета дымила и в конце концов потухла под дождем.
Люба принесла два котелка воды, сидела на скамеечке и смотрела на сосредоточенное и упрямое лицо мужа. В рюкзаке лежал сухой спирт, но она побоялась напомнить об этом.
Дягилев разбросал костер и сложил снова.
Сушняк загорелся.
5
Вечером дождь кончился. Зажглись звезды и унесли темный купол неба на недосягаемую высоту. Над черной, полированной гладью заливчика клубился и наплывал на берег туман. Сонно перекликались птицы, и стало слышно в чуткой тишине, как в далекой деревне глухо взлаивали собаки. Багровая полоска заката истончилась и таяла на горизонте, превратившись в едва заметную тускнеющую нить.
