— Значит, Церковь стала для вас и матерью, и отцом?
— Да, и всеми прочими родственниками, вместе взятыми, поскольку дядя умер вскоре после того, как отослал меня в школу. — Фэйрфакс ощутил укол совести. Его поведение в тот день едва ли можно было назвать приличествующим верному сыну Церкви. — Я с самого детства знал, что мое призвание — служение Господу, и считаю это огромной честью.
Впервые за всю жизнь эта привычная формулировка показалась ему слегка неискренней.
— У нас слишком много священников, — заявил Хэнкок, наливая очередную порцию джина. — Таково мое мнение. Без обид, Фэйрфакс, но они слишком часто лезут в дела, которые их не касаются. Взять для примера хотя бы мою мануфактуру. Они едут из Эксетера проверить, не нарушил ли я тот или иной закон и не установил ли станки, которые запрещены. Ну и где в Библии хоть что-нибудь про это говорится? Занимайтесь делами духовными, а производство сукна оставьте мне.
— Значит, по-вашему, Церковь следует отделить от государства?
— Так будет лучше для обоих.
— Рано или поздно неизбежно окажется, что у Церкви есть моральные устои, но нет власти, а у государства есть власть, но нет моральных устоев. Именно это привело древних к краху.
— Значит, Церковь удерживает нас от краха, но, с другой стороны, ей выгодно поддерживать в нас это убеждение. А откуда нам знать, что они говорят правду, если изучение прошлого объявлено преступлением?
— Осторожнее, Джон, — предостерегла его леди Дарстон.
— Я просто выражаю свое частное мнение. Уверен, преподобный отец не станет жаловаться на меня епископу за ересь.
Фэйрфакс улыбнулся:
— Я сохраню в тайне ваши высказывания, капитан. Даже некоторые служители Церкви придерживаются подобных взглядов. Хорошо помню одного кандидата в священники, который говорил ровно то же самое.
— И что с ним стало?
Фэйрфакс помолчал.
— Честно говоря, не знаю в точности.
И это была чистая правда: он не знал. За день до того молодой человек обедал вместе со всеми остальными в трапезной дома капитула; назавтра его место за столом оказалось свободным, а вещи исчезли. Его исчезновение никто не обсуждал. Фэйрфакс и сам позабыл об этом эпизоде и вспомнил о нем лишь сейчас. Это случилось года три-четыре тому назад. Он не смог даже вспомнить, как звали молодого человека.
Разговор затих сам собой. Солнце садилось; начинало тянуть холодом. Хэнкок допил остатки джина. Леди Дарстон поднялась и закрыла дверь конюшни, потом подошла к буфету и, чиркнув спичкой, принялась зажигать свечи. Фэйрфакс вскинул глаза к окну в крыше. Скоро должно было стемнеть. Ему внезапно стало не по себе.
