проснулся.
— А-а. Ну, это так… Первое, что пришло в голову. Тот извращенец, который все это устроил. Или, если тебе больше нравится, пусть будут они.
«Пришло в голову»? Конечно, это могло быть ее подсознательной данью образам насилия — как в физической, так и в ментальной формах, — да и то на сомнительное усмотрение его неистребимого мужского шовинизма. Но ему казалось, что дело не только в разыгравшихся девочках и мальчиках у нее и у него в «подвале». Если причина находится вовне, тогда… Тогда он даже не знает, хорошо это или плохо и чем чревато. В общем, кончай грузить, дядя.
— Что у нас с бензином?
— Полбака. И не убывает.
— А ты когда-нибудь эту тачку заправляешь?
— Зачем? Она на особом топливе работает.
— На каком?
— На танатосе.
— М-да… И где танатос берешь?
— Обычно своего хватает. — Тут она криво ухмыльнулась. — А если не хватает, беру пассажира.
— Значит, одной проблемой меньше. — Правда, сам он не очень в это верил. И вовсе не хотел изображать эдакого бодрячка.
— А ты, оказывается, оптимист, — заметила девушка не без иронии.
Он решил, что оправдываться глупо, хотя в первый момент и потянуло. В его времена оптимизм давно сделался чем-то почти неприличным и бродил рука об руку с онанизмом.
— Может, поделишься опытом?
— В смысле?
— В смысле, что здесь видела, кого встречала…
— Издеваешься?
— Да нет, я серьезно.
Она тряхнула головой, будто прогоняя наваждение, протянула руку к приемнику и увеличила громкость.
Шла какая-то радиопьеса — так, во всяком случае, ему казалось до сих пор. Пока голоса звучали на пределе слышимости, они ни о чем не напоминали. Теперь он подумал, что неплохо бы получить подсказочку хотя бы с помощью радио.
Заблуждение было недолгим.
Мужской голос спросил: «Что у нас с бензином?».
Женский голос ответил: «Полбака. И не убывает».
«А ты когда-нибудь эту тачку заправляешь?». И так далее.
Оба голоса были категорически не похожи на голос Алисы и его собственный. Но при нынешней технике записи провернуть подобный фокус-покус наверняка не составляло труда. И только ма-а-аленький вопросик мешал ему пнуть приемник (или диктофон, замаскированный под приемник): на кой хрен и кому это нужно?
— Ну и что это значит?
— Ты же просил поделиться опытом.
(Тем временем из колонок донеслось: «Может, поделишься опытом?»)
Он поморщился:
— Выключи.
Алиса посмотрела на него с прищуром, зевнула и убрала звук. «Пьеса» оборвалась на фразе «Да нет, я серьезно».
Он угодил в патовую ситуацию. Любой вопрос или молчание были одинаково бесполезны. Он согласен был выглядеть круглым дураком, лишь бы это помогло вытянуть из нее хоть какую-нибудь информацию и ощутить землю под ногами. Пока же его рационализм барахтался в чем-то вязком и скользком.
