Тут из церкви показалась дона Теодора Фигейроа и сказала супругу:
— Пойдем, Калишту. Пришло время ужинать, и сейчас к нам домой еще придет отец-проповедник.
Хозяин майората проглотил три пышных фразы, которые раздували ему зоб, и отправился ужинать, принося себя в жертву своим неизменным часам трапезы.
Аптекарь и учитель начальной школы остались стоять, переваривая слова фидалгу и перетолковывая их в меру собственных возможностей, обмениваясь при этом разного рода пояснительными замечаниями.
Один из самых почтенных и пожилых крестьян, деревенский староста, а кроме того, постановщик и суфлер на карнавальных интермедиях, воскликнул:
— Вот это был бы правильный депутат! Если такой человек отправится в Лиссабон, чтобы держать речь перед королем, всем налогам придет конец!
— Нет уж, позвольте, дядюшка Жозе ду Крузейру! — заметил в ответ учитель. — Налоги необходимо платить. Без налогов не было бы ни короля, ни учителей начальной школы (стоит обратить внимание на скромность сопоставления!), ни войска, ни национальной анатомии.
Учитель много раз читал в «Газете бедняков» слова «национальная автономия».>{33} На этот раз его подвела память, но допущенная им оплошность не оскорбила ничей слух, кроме слуха аптекаря, который проворчал:
— Национальная анатомия!
— Что это? — спросил фармацевта какой-то семинарист.
— По-моему, это какая-то чушь! — несколько неуверенно ответил его собеседник.
А учитель продолжал, заканчивая свою речь:
— Итак, дядюшка Жозе ду Крузейру, налоги необходимы государству, как вода необходима кукурузе. Да, конечно, есть много тех, кто высасывает из народа соки, есть такие люди. А те, кто мог бы получать хорошее жалование, как раз меньше всего и получают от национальных доходов. Вот перед вами стою я — должностное лицо, необходимое отчизне, и я бы получал сто девяносто реалов в день, если бы не приходилось выплачивать по шести квитанциям тридцать шесть процентов, так что мне остается только шестьдесят пять! Что за страна! Хорошо сказал его милость: мы и впрямь пришли ко временам Диоклетианов и Калигул!
Слышавшие эти слова уже сомневались, который из двух ораторов больше подходил для того, чтобы отправиться в Лиссабон и держать речь перед королем, — Калишту Элой или учитель.
