— Как у вас называются эти леса, вон там, напротив?
— Совальскими.
— А как далеко они простираются?
Мельник пристально посмотрел на него.
— Не знаю, — ответил он.
И ушел. Час спустя потребованная офицером контрибуция съестными припасами и деньгами лежала на мельничном дворе. Смеркалось. Франсуаза с тревогой следила за действиями солдат. Она не отходила от комнаты, где был заперт Доминик. Часов в семь девушка пережила смертельную тревогу: она увидела, как офицер вошел к пленнику, и в течение четверти часа слышала их голоса, которые постепенно все повышались. На мгновение офицер появился на пороге, чтобы отдать по-немецки распоряжение, которого она не поняла; но когда двенадцать солдат пришли и выстроились во дворе с ружьями в руках, ее охватила дрожь, она почувствовала, что теряет сознание. Итак, все кончено: казнь совершится. Двенадцать солдат стояли так уже минут десять, а голос Доминика раздавался попрежнему, причем в нем слышался резкий отказ. Наконец офицер вышел, яростно хлопнув дверью и сказав:
— Хорошо, подумайте… Даю вам срок до утра.
И, сделав знак рукою, он распустил солдат. Франсуаза замерла в недоумении. Дядюшка Мерлье, продолжавший покуривать трубку, разглядывая взвод с видом простого любопытства, подошел к ней и по-отечески ласково взял ее за руку. Он увел Франсуазу в ее комнату.
— Не волнуйся, — сказал он, — постарайся уснуть. Утро вечера мудренее, завтра видно будет.
Уходя, он из предосторожности запер ее. Он был убежден, что женщины ни к чему не пригодны и что они только все портят, когда берутся за серьезное дело. Между тем Франсуаза не легла. Долго сидела она на постели, прислушиваясь к глухому шуму в доме. Расположившиеся во дворе немецкие солдаты пели и смеялись; повидимому, до одиннадцати часов они пили и ели, ибо возня не прекращалась ни на минуту. Время от времени и в самой мельнице раздавались тяжелые шаги — это, вероятно, сменялись часовые. Но особенно привлекали внимание Франсуазы звуки, которые ей удавалось порою уловить из нижней комнаты. Она несколько раз ложилась на пол и прикладывалась к нему ухом. Как раз в этой комнате и был заперт Доминик. Повидимому, он расхаживал взад и вперед от стены к окну, ибо она долго слышала размеренный звук его шагов; потом наступила полная тишина — значит, он сел. Да и во всем доме шумы стали стихать, все засыпало. Когда ей показалось, что дом уснул, она как можно осторожнее отворила окно и облокотилась на подоконник.
