Он упал рядом с Индусом, посмотрел в окно. Тюль был пыльным, серым — его не стирали больше года.
«Наш сад» закончился, началась музыкалка — по сцене бодро бегала Татьяна Овсиенко в чёрной кожаной кепке и кожаной тужурке и кричала:
— Я хочу слышать бурные мужские аплодисменты. Мужчины! Сделайте мне приятное! Поднимите ваши ручки!
— Я б её того… — осклабился Индус. — Сделал приятное.
— У нас в роте Овса была «номер раз», — согласился Серый.
Заиграла музыка. Индус лёжа задёргался под «тыц-тыц-тыц», изображая, как бы он «того».
— Целый день над крыльцом кружились осы, — запела Овсиенко. — Как умела, отбивалась я от ос.
Говорят, ты, меня, любимый, бросил.
Но никто пока моих не видел слез…[18]
Серый скривился, будто от зубной боли. Он не переносил отечественную попсу, предпочитая рок. Индус ещё немного подёргался и тоже скис. Овсиенко продолжала бодро выплясывать, шарнирно изгибаясь в такт музыке:
— Ты не рви на груди своей рубашку!
Изменил — так душою не криви!
Уходи и люби свою Наташку.
Обойдусь я как-нибудь без твоей любви!
Обойдусь я как-нибудь без твоей любви!
— Мля, кто ей вообще петь разрешил? — пробурчал Индус, с кряхтением поднялся и переключил старенький «Горизонт» на другой канал.
Там показывали черно-белый фильм «Комиссар» с молодой Нонной Мордюковой. Она тоже была в кожаной кепке и кожаной куртке, как Овсиенко. Фильм — Серый слышал в какой-то передаче — много лет пролежал на полке, потому что он был антисоветский.
Минут пять Серый и Индус молча смотрели антисоветский фильм про то, как большевичка Мордюкова родила ребёнка и прижилась с ним в доме еврея Ролана Быкова.
— Все комиссары — суки, — внезапно и очень убеждённо произнёс Индус.
Серый вопросительно повернул голову.
— Если б не они, — ещё более убеждённо пояснил Индус, — Россия бы самой крутой страной в мире была. Золотой рубль до революции самой конверк… конверт… конвертируемой валютой в мире был. И жили мы лучше всех. А потом евреи сделали революцию и комиссары ихние всех русских людей раскулачили. А дворян расстреляли. Мой прадед был граф — Игнашевич Поликарп Семёнович. У нас имение было в Белоруссии — земля, дом большой и это… тысяча крестьян. А евреи-комиссары все отняли и сожгли. Я в «Огоньке» читал — сто миллионов человек расстреляли при Сталине. Потому что он параноик был. И всего боялся. Людей в фургоны «Хлеб» сажали и везли в подвалы.
Серый посмотрел на экран, где русская комиссарша Мордюкова и польский еврей Ролан Быков пели еврейскую песню, танцуя с цыганистыми детишками, потом скосил глаза на графский курносый профиль Индуса с выпяченными губами и торчащими скулами — и ничего не сказал.
