После смерти обоих хозяев Антиповна вступила в управление всею домашностью и сделалась первым человеком в доме после хозяев.
Ксению Яковлевну, оставшуюся на её попечении после смерти малолетним ребёнком, Антиповна любила чисто материнской любовью. Ей не привёл Господь направить нежность материнского сердца на собственных детей. Двое было их, мальчик и девочка, да обоих Бог прибрал в младенчестве, а там и муж был убит в стычке с кочевниками. Одна-одинёшенька оставалась Антиповна и всё своё любящее сердце отдала своей питомице. Ксения Яковлевна на её глазах росла, выросла, но для неё оставалась той же Ксюшенькой.
— Ксюша, а Ксюша, Ксюшенька! — повторила старуха.
— А? Что? Это ты… няня… — вздрогнула девушка и отняла от лица руки.
— Что с тобой, Ксюшенька, чего ты убиваешься?.. Глянь, на лице-то кровинки нет, краше в гроб кладут…
— Я, няня, ничего. Так, неможется…
— Да что болит-то, родная, скажи ты мне…
— Я и сама не знаю, няня…
— Как не знаешь, чай, ведаешь, где боль-то чувствуется…
— Да нигде у меня, няня, не болит.
— Оказия! С чего же это ты охаешь да кручинишься?
— Скучно мне, няня, скучно…
— Скучно… — протянула старуха. — Как это скучно? Всю жизнь прожила, скуки не ведала.
— Места не найду себе нигде, няня. Кажись бы, ушла куда-нибудь отсюда за тридевять земель в тридесятое царство… Убежала бы…
— Окстись, родная, куда же тебе бежать из дома родительского! Срам класть на свою девичью голову… Что ты, что ты, Ксюшенька! Смущает тебя он…
— Кто — он? — встрепенулась девушка и бросила на свою няньку тревожный взгляд.
— Известно кто! Враг человеческий…
— А-а… — облегчённо вздохнула Ксения Яковлевна.
— Погодь, родная, недолго… — заговорила снова Антиповна, присаживаясь рядом. — Явится добрый молодец, из себя красавец писаный, поведёт мою Ксюшеньку под святой венец и умчит в Москву дальнюю, что стоит под грозными очами царёвыми, и станет моя Ксюшенька боярыней…
— Не бывать тому, нянюшка… — вдруг резко оборвала Ксения Яковлевна.
Старуха даже опешила.
— Как не бывать, родная! Не вековухой же тебе оставаться, такой красавице… — начала она снова, придя в себя от неожиданности. — Самой тебе, чай, ведомо, что в Москве о тебе боярское сердце кручинится. Может, и скука-то твоя перед радостью. В дороге, может, твой суженый…
— Нет у меня суженого!.. — с грустной улыбкой снова перебила её девушка.
— Как нет! А посол-то царский, что летось приезжал с грамотой? Тогда ещё Семён Аникич говорил, как ты ему со взгляду и полюбилася, только и речи у него было, что о тебе, после того как увидел тебя при встрече… И теперь переписывается с Семёном Иоаникиевичем грамотами, всё об тебе справляется… Видела я его тогда, из себя молодец, красивый, высокий, лицо бело-румяное, бородка пушистая, светло-русая, глаза голубые, ясные… Болтала и ты тогда, что он тебе по нраву пришёлся… Он — твой суженый…
