.
Старик произнёс это латинское слово со злобой, но точно и отчётливо: он хорошо знал латынь и воспользовался случаем употребить свои знания.
— Многие говорили разное, и Августу сказали то, что он хотел услышать. А возможно, он сам опорочил память умерших, увидев, что не сможет отправить их в Рим в цепях. И написал, что ритуал чествования Великой Матери был просто непристойным праздником, чередой кутежей. А на самом деле этот ритуал существовал четыре тысячи лет, и никто не позволял себе его нарушить.
Грек Залевк слушал с недоверием, не покидавшим его всю дорогу. Он шепнул Гаю:
— Возможно, этот человек был мистагогом, которого вводили в мистерии, как случилось с Геродотом. Но это опасно.
Однако мальчик взял свой кодекс и попросил жреца:
— Прошу тебя, повтори мне точно названия священных кораблей.
Старик произнёс их по слогам, глядя на склонённую голову мальчика, записавшего непривычные слуху слова.
— А что было потом? — спросил Гай с занесённым Каламусом[21], в то время как Залевк терпеливо держал чернильницу с блестящими египетскими чернилами.
— Прозвучала великая радостная молитва, которую заложили в наши души тысячи лет назад. Но её нельзя разглашать.
— А потом?
Жрец ответил, что потом ничего не было.
— Они не приносили в жертву животных на алтаре?
— Нет. Никогда. Ночной свет богини — это символ людей, умеющих жить в мире.
Гай вырос среди войн, где люди безжалостно делились на верных друзей и предателей-врагов, и он видел, как они сознательно несли и принимали смерть. Животные же принимали смерть с чистым страхом, ничего не понимая. На них было невыносимо смотреть во время шумных имперских культовых ритуалов. Маленькому, мать закрывала ему лицо плащом, потому что его тошнило.
Животные чуяли запах убийства. «Убийство пахнет», — говорил Германик. Этот невыносимый, но опьяняющий смрад легиона, когда, командуя центурионами, наступаешь на врага, под солнцем, ничего не говоря, а только слыша грозный металлический лязг доспехов и стук мечей по щитам. Ужасный, непокорный запах закованных в цепи пленных германцев, сбившихся кучами на земле и глядящих на тебя — римского полководца — с молчаливой и страшной ненавистью.
Запах убийства, запах крови, текущей из вен на землю, пугал животных. В детстве Гай навидался этого. Одним из самых утомительных упражнений неотразимой римской конницы было приучение коней с полной невозмутимостью воспринимать запах крови и, что ещё хуже, запах крови, разлагающейся на солнце.
