— Надолго здесь всё разбито, — пробормотал Германик.
Вот, стало быть, каким на самом деле было это египетское восстание, о котором в Риме говорили рассеянно и с безжалостным отвращением.
На многие мили не было видно ничего отрадного. Наконец к исходу дня где-то далеко-далеко меж песками и пальмами показалась каменная стела с позолоченной, сверкающей на солнце верхушкой. Потом среди песков стала вырисовываться мощная гранитная стена.
— Саис, — сказал проводник, указав на неё, и замолчал.
Он хотел показать храм, известный по всему Средиземноморью своей многотысячной библиотекой и овеянный эзотерическими легендами. Стена закрывала его как крепость. Чуть дальше смутно вырисовывались руины какого-то города, наверное бывшего когда-то огромным, но теперь поглощённого пустыней. По мере того как путники приближались, храм становился ещё больше, заполняя всё видимое пространство. С боку храма к спокойной реке спускалась широкая лестница, на верхних ступенях её виднелись следы последнего разлива, в углах скопился осевший песок. Вокруг здания ничто не шевелилось — ни единого животного, ни человека. Лодка причалила, и прибывшие стали подниматься по ступеням.
В храм можно было войти, только пройдя меж двух рядов высеченных из гранита внушительных крылатых зверей, сфинксов и львов. Вход охраняли два громадных пилона, сложенных из циклопических камней, гладких и идеально пригнанных. Их размеры, насколько мог охватить взгляд, казались бескрайними, вызывая головокружение. На фасаде пилонов были высечены тысячи строго выстроенных знаков — стилизованных зверей, незнакомых чудесных фигур, таинственных рисунков. Они были глубоко врезаны в камень, чтобы противостоять тысячелетиям. Но проникнуть в их смысл было невозможно.
Германик положил руку на плечо сына и тихо проговорил по-гречески:
— Ты мог представить такое?
— Ничего не удаётся прочесть. Это даже унизительно, — ответил Гай.
После них тысячи людей выражали ту же мысль.
Вход в храм никто не охранял. Германик спросил проводника:
— В этой пустыне можно повстречать кого-нибудь, кто объяснил бы эти знаки?
Проводник, помедлив, словно касался опасной тайны, признался, что в самых удалённых помещениях храма — за первым, вторым и третьим дворами — всё ещё кое-кто живёт. В это время на огромном заброшенном пространстве между двумя пилонами показался пожилой человек в простых белых льняных одеждах, с голыми плечами, в тяжёлом ожерелье и с выбритой головой.
