— Скажи мне, сколько ему было лет? — прервал трибуна Гай.
— Чуть не хватало до девятнадцати. Вскоре после этого другого брата — его звали, как тебя, Гай — послали в охваченную восстанием Армению. Там он попал в засаду, его ранили. Никто не мог к нему прорваться. Он, конечно, понимал, что его хотят убить, поскольку написал Августу, что хотел бы бросить всё и удалиться в какой-нибудь город в Сирии. Возможно, он надеялся на жалость Новерки. Но письмо пришло уже после его смерти. Ему было тогда двадцать три года. На его похоронах всё население Рима и все солдаты легионов кричали о злодейском убийстве, кричали, что Новерка убрала первое и второе препятствия на пути к императорской власти для своего сына Тиберия. И они говорили правду: через три месяца Август усыновил Тиберия, распахнув для него двери к власти.
Гай никак это не прокомментировал, только спросил:
— А моя мать?
— Она в те дни была ещё девочкой. У неё оставался третий брат, последний мужской представитель рода Августа, но ему ещё не исполнилось и шестнадцати лет. К тому же его упрекали во вспыльчивости, агрессивности, чванстве своей силой. И Новерке удалось сослать его на остров Планазию, как угрозу действующей власти. А он мог бы стать прекрасным военным.
— Где это — Планазия? — спросил Гай.
— Это маленький островок в Тирренском море.
— Залевк и про это мне не сказал, — пробормотал Гай.
— Не вини его. Он не мог сказать большего, он же раб. А я могу и должен сказать тебе кое-что ещё. Пока Август доживал свои последние дни, один человек, бывший проконсулом в Азии, Фабий из рода Максимов, железный человек, нашёл в себе мужество раскрыть эту преступную интригу. И вот Август вырвался из-под контроля Новерки и вместе с Фабием высадился на Планазии, где томился в заключении бедный юноша. Он был красив и силён, и старый Август подумал при встрече, что тому двадцать лет. Юноша был в отчаянии от этого несправедливого заточения.
Как говорят историки, дед и внук обнялись и вместе погоревали (хотя непонятно, о чём так единодушно могли горевать автор этого наказания и его жертва).
Силий продолжал:
— Даже Фабий, повидавший не знаю сколько войн, был тронут и поделился своими чувствами с женой. Но жена его дружила с Новеркой и, попав под влияние её чар, не смогла удержать язык за зубами. Через два дня на Фабия напали в глухом переулке и убили. Мне говорили, что удар был нанесён опытной рукой — один из тех ударов, которым я учил тебя. Мне известно, что у жаркого погребального костра вдова пришла в отчаяние и кричала, что это она его убила, рассказав о том, о чём следовало молчать. Ты должен знать также, что Фабий был большим другом твоего отца. И что за него никто не отомстил.
