— Но ты же говорил… — Я покраснела от собственной глупости. — Ах, ну да, специально. Он кивнул. Конечно, потому-то он прекрасно себя чувствовал, когда второй раз здесь ночевал. Ему уже не надо было притворяться. — Погоди! А черновик!
— Какой черновик?
— Светкиной статьи! Это ты положил его в морозилку? Но когда? Ты был здесь?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ну, когда я за мороженым ходила! Ты заходил в квартиру, так? И волосок еще приделал, как он висел? — Он смотрел на меня, как на полоумную, поэтому я гепардихой метнулась на кухню, где оставила черновик Светкиной статьи, и, прибежав обратно, сунула ему под нос. — Вот! Тут было стерто одно предложение. Это было написано ручкой «пиши-стирай». Стертое проявляется на холоде!
Он смотрел непонимающе.
— Вот! — я ткнула в нужную надпись.
— Вот это, про Щербинина? — Он провел рукой по листу бумаги. — Эта надпись появилась?
— Да!
— Ты не путаешь?
— Ты издеваешься?! — разоралась я. — Ты уже признался, что планомерно сводил меня с ума, по приказу Светки переставляя разные предметы. Признайся теперь и в этом. Ты изменил статью!
— Господи, послушай себя. — Он говорил так спокойно, что хотелось его ударить. Ведь становилось понятно, что не врет. Или врет, но так виртуозно, что хоть медаль ему вручай. И зачем? Зачем признаваться в одном обмане, но не признаваться в другом? Что происходит? — Как я мог войти, у меня же ключей нет. Ключи у тебя. Или ты в ящике оставила? Но я был в другом месте, я могу позвонить, и тебе подтвердят…
— Нет! Я и впрямь их ношу с собой теперь. Да и волосок этот…
— Какой волосок? О чем ты говоришь? — Казалось, еще немного, и он станет крутить пальцем у виска, не боясь меня обидеть. Хотя о чем это я? Боялся бы обидеть — изначально бы не ввязывался в эту авантюру. Пусть он утверждает, что отказался, но ведь играл сперва по ее сценарию! Даже картину подменил, ирод! Боялся бы обидеть — выбрал бы меня, а не ее…
Но мне это уже не надо.
— Не важно. То есть ты не убирал листы в морозилку, я правильно поняла?
— Д-да… Ты можешь подробнее объяснить? — Я объяснила. Так последовательно, спокойно и логично, как смогла. — Ты не думаешь, что ты случайно сунула бумагу в морозилку?
— Конечно, думала. Но раз ты признался в этом, — кивнула я на вторую картину. То есть первую. С цветком, короче.
— Нет-нет! Я же говорю, я в этом больше не участвую. Значит, есть кто-то еще с ключами. Или ты сунула сама. Вот тебе два варианта.
— Я хочу уехать, — простонала я, в измождении опускаясь прямо на журнальный столик перед креслом, в котором он сидел, и закрывая голову руками. — Это невыносимо. Я устала от загадок. Я на это не подписывалась!
