Дурные деньги | страница 30



— Вот какое дело… тетя хочет, чтобы тебе лучше было…

Степан мучительно подбирал и не мог подобрать нужных ему слов. Он сразу понял: правду мальчику говорить нельзя, нужно действовать в обход ее. И в то же время язык не поворачивался обманывать его. Приходилось делать усилие над собой.

— Там, в городе-то, много всего. А в деревне что? Скоро вот грязь начнется, дожди, холода. Из дома носа не покажешь… А там, ежели куда захотел, — автобусы есть, трамваи. Там и народу-то вон сколько — не соскучишься…

Вдруг Степан замолчал: ему показалось, что Алешка плачет. Он не ошибся: мальчик действительно плакал, тихо, сдавленно — совсем не по-ребячьи. Это особенно поразило Степана. Он почувствовал, что предметы вокруг потеряли отчетливость, стали расплываться. Но ему нельзя поддаваться слабости, он должен взять себя в руки, пока рядом Алешка. Степан проглотил комок в горле, заговорил снова:

— Ты не плачь, сынок. Ведь ничего плохого тебе не будет, я знаю…

— Я не хочу ехать в город, хочу жить в деревне, с тобой.

Всхлипывания Алешки стали громче.

— Давай, сынок, так договоримся. Тетя тебе гостинцев привезла. Пойдем сейчас к ней и скажем… ты уедешь с ней на одну неделю. А через неделю я приеду и заберу тебя обратно.

— Ты обманешь.

— Разве я могу тебя обмануть, сынок?

Острые железные крючья намертво вонзились в сердце Степана и разрывали его на части. Грудную клетку жгло внутри едкой горечью. В довершение казни гнетущей тяжестью легло на душу сознание, что он обманывает мальчика. Обманывает, чтобы разлучить его с собой. Что же останется тогда в его жизни?

Всхлипывания в избушке прекратились.

— Пойдем, сынок, — позвал Алешку Степан. — Ждут там нас, а мы тут с тобой… нехорошо…

Алешка вылез на свет, зареванный, несчастный. Степан провел ладонью по его щекам, пригладил волосы, оправил одежду.

— Пойдем…

Он взял мальчика за руку, и они пошли. Клонясь к земле, солнце постепенно теряло блеск. Снизу, с болот, доставало сыростью. Степан и Алешка медленно поднялись на крыльцо, вошли в избу.

— Алешенька! Мальчик мой!

Тетя сорвалась с места и, одетая во что-то яркое, — в отсутствие Степана, так и не предложившего ей раздеться, она сняла плащ — бросилась навстречу вошедшим.

— Дай-ка я на тебя погляжу, какой ты стал! Вырос, вырос… Дай-ка я тебя поцелую!

Алешка молча уклонялся от тетиных поцелуев, и они приходились ему в макушку, в волосы.

— А вот тебе гостинец от нас с дядей Игорем.

Вероника Борисовна достала коробку шоколадных конфет и протянула ее племяннику. Тот не проявил к подарку никакого интереса, хотя и вынужден был в конце концов взять его.