— Пробовали. Не выходит. Но ведь есть же у них недовольные.
— Их здесь зовут отщепенцы. Щепки в огромном лесу. И чем больше мы будем с ними возиться, тем быстрее очистят лес.
— Но ведь это наш огород. Нам сеять, нам и жать, как говорили нам в штаб-квартире. Иногда удается. Наши корреспонденты в Москве…
— Уморил! — перебил его Дик. — Вы там в Лэнгли упивались описанием злоключений «умирающих с голода», а здесь все мы хохотали над тем, как эти «несчастные» напивались французским коньяком из «Березки» и обжирались красной икрой, как только ваши корреспонденты покидали их на «смертном ложе», кидаясь к своим телетайпам. Посмотрел бы ты, что было у этих голодающих в холодильниках — Эльдорадо!
— Ты стал красным? Стал смотреть на мир их глазами?
— Нет, старина. Я тот же парень, что служил в «зеленых беретах», но с годами, как у многих, развивается дальнозоркость. Я стал дальше видеть, старина. Лучше видеть. И думать.
Маккормик замолчал. Машина уверенно давала сто двадцать, мягко покачиваясь на впадинах шоссе.
— Ты со всеми так откровенен, Дик? — спросил Вирджил.
— Только с тобой. Нас слишком многое связывает. Хочется выговориться. Послу, а тем более резиденту, я такого сказать не смогу. Я — не Анабелла Бюкар[5]. Мигом очутишься за воротами. Им нужны мнения «на потребу». Пусть даже это будет откровенная ахинея.
После небольшой паузы Дик вновь заговорил.
— Ты не вспоминаешь ту вьетнамскую деревушку, где свирепствовал наш Дикий Рэй?
— Жестокая необходимость, Дик. Закон войны.
— Необходимость? Может быть, может быть… Но потеряли мы неизмеримо больше, чем обрели, старина. Куда нас ведут сегодня? Назад, к обезьянам? К Маккарти? Вверх по лестнице, ведущей вниз?
— Не назад, а в сторону. Снова на дорогу мощи и величия.
— Прыжки в ширину с разбега, — усмехнулся Маккормик.
— Давай сменим пластинку, Дик, — раздраженно сказал Чип.
— О’кей! Ты знаешь, мне иногда кажется, что в чехарде президентов мы потеряли свой национальный ум. Скажем, ранее пропаганда была призвана обеспечивать наши внешнеполитические проекты. Что с успехом и делалось. Наконец ее грохот стал так велик, что здравый смысл стал не слышен. Служанка политики стала хозяйкой. И теперь она, вопреки здравому смыслу, сама диктует решения политике. Вот в чем сегодня заключается истина! И вовсе не в том, что вы с такой помпой изложили в своем первом номере «Истины».
— Своеобразный взгляд, Дик. Так сказать, со стороны. Но ведь ты же не посторонний.
