Свернув одеяло и засунув его между стеной и стволами магнолий, он стал затягивать шнурки на кроссовках Пола. Один шнурок лопнул, и ему пришлось перешнуровать. Забравшись на стену, он спрыгнул в проулок.
Мимо с лязганьем проехал рикша — в вязаной шапочке, тощий, тяжело дыша и шлепая мокрыми ногами по дороге, он тащил толстого неварца. Маленькая голая девочка присела на корточки, рядом нервно кружили собаки. Едва она встала, собаки бросились к желтоватой кучке, сбив ее с ног. Девочка поднялась и пошла, даже не заплакав.
Между осевшими хижинами женщины, одетые в тонкие сари, возились у очагов, от их закопченных, во вмятинах горшков распространялись запахи чатни, кэрри, чечевицы и чая. Туман скрывал дальние очертания и звуки, заглушая его собственные шаги. В этом мутном свете Катманду походил скорее на бескрайнюю деревню, чем на город. Его извилистые улочки, разветвляясь, то словно уводили из города, неожиданно открывая сельский ландшафт, то, развернувшись, возвращались обратно.
Сквозь завешенную шкурой дверь он нырнул в задымленную хижину. С балок свисали синеватые куски мяса и ломкие стебли трав. Смуглая приземистая женщина гремела горшками у низенькой печки.
— Намаете, даджу, — приветствовала она.
— Намаете, сестренка.
Двое мужчин в кожаных жилетах, не взглянув на него, продолжали пить чай, сидя за столом у незажженного очага. Другие столы были свободны, с них только что слетели потревоженные его приходом мухи.
— Так ты был в Гималаях, даджу?
— Да, две недели.
— А где твои друзья?
— Они там остались, я вернусь к ним.
— Жена чернокожего часто сюда приходит.
— Что у тебя сегодня, сестренка?
Она улыбнулась, обнажая золотой зуб.
— Есть бейси, яйца, рис и даже козлятина, но она недельной давности.
— А кофе?
— Тоже есть.
Прислонившись спиной к шероховатой стене, он смотрел, как грубое стекло единственного в хижине оконца, преломляя свет, придавало силуэтам прохожих неузнаваемые формы и цвета. Она принесла ему толстые куски бейси, буйволиное мясо в соусе кэрри с шалфеем, рис, чашку горячей воды, банку растворимого кофе и ржавую ложку.
Помешивая, он растворял темный порошок в воде, едва чувствуя его слабый кофейный аромат, весьма далекий от парижского. Конечно, это был не «экспресс-кофе» там, солнечным утром в кафе, где официант выметал каштановые листья, где стройная красивая женщина в коричневом трико, выйдя из метро, направлялась к его столику.
Она наклонилась поцеловать его, ее темные волосы кольцами опустились ему на грудь.
