— Прости, Сэм, я была не в себе… Ты убил человека — это ужасно.
Он подошел к ней.
— Я бы еще тысячу раз убил его за то, что он сделал. Единственное, о чем я сожалею, что вынужден убегать и не могу открыто встретить их. Что сейчас я совсем не надеюсь, что мне кто-нибудь поверит. Дашь мне одеяло и спички?
Она принесла из спальни одеяло и коробок спичек с прыгающим тигром на этикетке. Он начал было рассказывать ей про леопарда, но умолк, подумав о Поле.
Ее губы снова задрожали.
— Я могу разминуться с ним, поэтому не буду рисковать. — Она попыталась изобразить улыбку. — Меня-то ведь никто не тронет.
— У нас есть запасной вариант на случай, если он опоздает, или же я не смогу дольше оставаться в Катманду. Бар Le Serpent d’Etoiles в Париже. Где мы обычно бывали.
— До меня.
— Если что-нибудь не так, встретимся там.
— Что-нибудь? — она потрясла головой. — Да ты спятил, Сэм. Уже все не так.
— Ты бы поспала, — он изобразил нечто похожее на улыбку. — Чтобы завтра ты смогла блистать красноречием перед своими грязнулями.
— Они чище меня, Сэм.
— Прости, я не хотел. — Он убрал волосы, прилипшие от слез к ее щеке. — Просто кажется, что все человеческие усилия напрасны…
— Они голодают; те, которые выживают, постоянно хотят есть. Их родители умирают, едва дожив до сорока. И все же они счастливее нас. Я вижу это по их глазам. Они благодарны только за благо жить.
— Это Божий дар, который мы растаптываем. — Он взял ее руку и, обняв за плечо, прижал к груди. Пламя лампы, качнувшись от легкого дуновения, выпрямилось. Где-то вдалеке от голода завыла собака.
Он развернул грубое колючее одеяло и сел, почесываясь от клопиных укусов. Серый прохладный воздух казался едким от дыма очагов и резкого запаха испражнений. «Добро пожаловать в экзотический Катманду», — пробормотал он, вспомнив самоанский пляж, темнокожую девушку в белом бикини с белой орхидеей в руке и ниже слова: «Первый день жизни».
Металлическое бряканье индийской мелодии жалобно доносилось из какого-то далекого радио, кудахтали куры, горестно кричал осел. У его изголовья лежала каменная глыба с высеченной на ней змеей, заглатывающей свой хвост. Вспомнив двухшаговую змею, он содрогнулся. «Я должен быть благодарен за то, что имею. За то, что мне не суждено было умереть там».
Пожелтевшие сандаловые листья плавали на поверхности грязной мелкой лужи; с ее дна вверх тянулись усики водорослей. По краю лужи муравьи проложили дорожку; он перешагнул через нее и посмотрел, как в пролетах между приземистыми хижинами и покосившимися стенами, наполняясь зарей, окрашивался туман. Прокричал петух. Услышав звон велосипеда на улочке за стеной, он быстро спрятался.
