Она начала наводить порядок в крошечной квадратной комнатке.
— Все могло бы быть иначе… — Ее взгляд упал на его ноги. — Тебе ведь холодно!
— Они наверняка следят за моей квартирой. Завтра они и сюда нагрянут. Мне надо уходить, тебе тоже.
— Я никуда отсюда не уйду, хоть убей.
— Это безумие! Иди к Райамаджи или еще куда-нибудь.
— Сам иди! Возьми что-нибудь из одежды Пола там, в спальне.
— Надеюсь, что им нужен только я. Тебе без меня, наверное, будет безопаснее. — Ему стоило невероятных усилий подавить в себе желание уткнуться лицом в руки. — Кажется, что все это происходит не со мной, а где-то далеко. Я умер, Ким, и все это время я был мертв.
Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его.
— Одень что-нибудь. Поторопись!
* * *
В спальне на кровати лежала светлая ночная рубашка, с палки в углу свисали юбки и платья, на полу валялись скомканные белые трусики. Ножки кровати стояли в консервных банках с водой от клопов. Возле кровати — кожаный чемодан с одеждой, ее и Пола. Коэн нашел чистую майку, носки, рубашку и потертые джинсы. Под вешалкой стояли две пары альпинистских ботинок, пара великоватых ему кроссовок с изношенными носами. Сев на пол, он стал завязывать шнурки. Одежда сохраняла запах Пола. Голубые с белым кроссовки как бы подчеркивали его отсутствие, и это было невыносимо.
Он взглянул на себя в зеркало. «Я не ощущаю глубины каждой прожитой секунды жизни. В этом причина моих неудач. Вот поэтому я и умер, это мне и нужно изменить». Грубоватые черты его загорелого лица обострились, тонкие губы большого рта потрескались, неоднократно перебитый нос резко выделялся под сузившимися голубыми глазами с покрасневшими белками, темные волнистые волосы, спутавшись, слиплись от грязи и пота, рыжеватая борода росла по-юношески неравномерно. «Ты далеко не красавец, приятель», — сказал как-то Пол.
— Зато я белый.
— Да, — усмехнулся Пол. — Вот в этом-то и вся твоя беда.
На полке над изогнутым ледорубом лежал футбольный мяч, свиная кожа залоснилась от времени, шнуровка задубела от пота и бесчисленных ударов. Мяч привычно лег в руку, как бы став ее продолжением, знакомое ощущение шнуровки под пальцами. «Я помню, — словно обращаясь к Полу, сказал он, — когда одного лишь прикосновения к нему было достаточно, чтобы вызвать у меня чувство умиротворения». Он взял бритву Пола и, согрев на кухне воды, побрился. Выпил еще чаю, который принесла Ким, и поставил чашку в раковину.
— Пошли.
— Куда?
— В какой-нибудь пустой сад. Нужно немного поспать. Я так устал, что ничего не соображаю.
