Виленские коммунары | страница 42



Так я впервые увидел моего минского дядю, домовладельца Антония Плахинского, и его старшую дочь Юзю. Моя мать была из Минска, происходила из старинном семьи мещан-ремесленников. Оставшись круглой сиротой, она росла у дяди. Сыном этого дяди и был Антоний Плахинский, стало быть, приходился ей не то двоюродным, не то троюродным братом,— словом, седьмая вода на киселе. В детстве они росли вместе, но после того, как мать, еще девушкой, уехала в Вильню на богомолье и осталась там работать на мармеладной фабрике, вышла замуж, этот троюродный братец, Антоний Плахинский, ни разу, должно быть, и не поинтересовался ее судьбой.

Теперь, он приехал в Вильно на разведку, решив оста­вить Минск и перевезти свою мастерскую сюда. Вспомнил, что живет здесь свой человек, сестра, зашел в адресный стол, получил адрес — и вот явился в гости.

Но на этот раз затея его с переездом почему-то сор­валась. Между прочим, разузнав, где я работаю и что умею делать, он стал уговаривать мать отпустить меня с ним в Минск, работать у него в мастерской.

Мать рассыпалась в благодарностях. Она была счастли­ва, что брат наконец-то решил ей помочь... Я подумал-подумал и тоже согласился. Потянуло в другой город, ну, и к родичам, конечно.

Почему, рассуждал я, бывало, мы с матерью такие не­счастные. Ни родни у нас нет, ни в гости сходить, чтобы поесть вкусно, некуда. А тут вдруг является дядя, да еще с такой дочкой, моей сестрицей! Сестрица же, хотя и очень была занята чаепитием — пила, отдувалась,— а погляды­вала на меня с любопытством, приязненно... Видно, понра­вился. И нежно, я бы даже сказал — немножко кокетливо, улыбнулась мне.

Ну, я и поехал!


XVI

КАК ЗАЦВЕТАЛ МОЙ САД


Я песняй мілую сваю праслаўлю...


Янка Купала


В Минске у дяди была небольшая, с витринкой, сапожная мастерская на Захарьевской улице.

И домик у него тоже был на Захарьевской, но довольно далеко от центра, за мостом через Свислочь, на Золотой Горке. При домике садик, огород. Место привольное, кра­сивое, на солнышке.

Кроме Юзи, у дяди была еще одна дочка, Яня, тогда лет двенадцати. Сестры мне понравились, особенно Янинка — тихая, задумчивая, светловолосая девочка с голубенькими глазами. Они росли сиротами, мать умерла два года назад, и в доме хозяйничала Юзя, девушка бойкая, иной раз даже слишком... Одно время она училась в прогимназии и, видно, там-то и набралась этой бойкости. Из прогимназии ее давно исключили. Мне она как-то сказала, что за невзнос платы. Потом, запамятовав, ответила, что сама бросила учиться после смерти матери — нужно же было кому-то присматри­вать за домом. В конце концов у меня сложилось убежде­ние, что ее исключили за плохую успеваемость.