Яабагшан наконец очухался; цыкнул на жену, чтоб замолчала, стал одеваться, хмуро спросил:
— Приспичило, что ль? Не беда ль какая?
В голосе его, в заплывших глазках — трусливая выжидательность.
Намсарай сказал:
— Начало беды.
— Ну? Не тяни!
Даже Хорло, напрягшись, ждала…
— Лучших кобылиц из табуна потеряли. — Намсарай выговаривал слова твердо, гневно. — По твоей, выходит, указке!
Вздох облегченья прошелестел в спальне. Хорло даже хихикнула, прикрыв рот ладонью. А Яабагшан лениво заметил:
— Шум-то поднял, словно в самом деле пожар или арестовали кого…
Конечно, будь сейчас перед ним не Намсарай, а кто-либо другой — он сразу бы выставил наглеца за порог. Но Намсарай не из тех, кого можно запугать, приструнить или, скажем, купить чем-то. Тем более — вытурить в три шеи… Недаром, когда в разгоревшемся споре заходят в тупик, идут к Намсараю: уж он-то правильно рассудит — сама местность! Про таких говорят: ему руки руби — от правды не откажется. Поэтому лучше с ним миром да ладом, чтоб остальных ненароком не взбудоражил, огласки большой не вышло… И, подумав так, Яабагшан примирительно произнес:
— Зря волнуешься, Намсарай…
— Жеребые ж кобылы!
— Ну и что?
— У нас люди на картошке сидят, на бурде разной… Работают, понимают, не жалуются… Уж лучше б на трудодни раздать… А не на сторону! И три жеребенка что, помешали б колхозу?
— Чего захотел! — Яабагшан окончательно пришел в себя. — На трудодни! Кто разрешит такое? А продали — это можно… На счету денег прибавилось. Деньги на дороге не валяются…
— Так-то оно так… А что, однако, на деньги купишь… тем же семьям фронтовиков? Мешок картошки на базаре стоит шестьсот рублей. И то не найдешь!.. А что ни семья — дети, мал мала меньше. Долг правления — помогать. Вместо тех кобылиц, что в чужие руки попали, выбраковать бы меринов, забить их, поддержать многодетных да осиротевших… А ты на что пошел?
Самолюбие Яабагшана взыграло — сказал резко:
— Я перед районом за колхоз отвечаю… Знаю, как лучше, ясно? Учить задумал?
Выходившая за дверь Хорло вернулась уже одетой в яркий цветастый халат, бросила как бы между прочим:
— Это, видать, парнишка Сэрэна воду мутит.
— В отца… такой же стервец, — согласно буркнул Яабагшан.
Намсарай, хмурясь все больше, сказал:
— Народу глаза не отведешь… каждый видит. Затравил совсем семью Сэрэна. Опомнись!
— Ладно, — махнул рукой Яабагшан, погладил ладонью живот, вздохнул. — Будем чаевничать… садись с нами.
— Спасибо. Не затем шел… Но ты знай, что за мальчишку этого весь колхоз встанет.
