Вот он и прибился к Шаазгайте, перезимует тут, а дальше видно будет. В сельсовете бумаге поверили, участковый милиционер приезжал — его, он знает, успокоили, сказали, что шаман совсем старый, совсем больной, вреда от него никакого, тихий, спокойный человек, документы в порядке, к власти настроен уважительно, а если молится — то лишь за скорейшую победу над врагом, за огонь в домашнем очаге, за счастливое возвращение мужчин с кровавой войны… Разве нельзя? Он даже не шаман, если разобраться, ни одной специальной маски, что бывают у шаманов или в дацанах[9], у него не имеется, просто набожный, верующий старик… Так объяснили милиционеру.
…Клокочет, моментами будто всхлипывает трубка Дардая, багрово светится в ночи ее разгорающийся огонек. Чем только ни укрылся, лег, не раздеваясь, а холодно. Домишко дряхлый, дырявый, как ни затыкай щели, ни конопать пазы — мороз достает, к утру потолок инеем куржавится. И почему в этой холодине выживают тараканы? Мыши — те ладно, они в меховых шубах, у них кровь горячая… а тараканы?! Дардай сплевывает на пол, вроде бы веселее на сердце становится: такая бесполезная тварь — и та умудряется жить, чего-то хочет в этой жизни, норовит перезимовать, несмотря ни на что… Ему ли жаловаться на свою судьбу?! Холодно — перетерпим, и табаку много, а завтра будет день — будет пища. Стаканчик-другой тарасуна — и тогда ничего больше не надо!
Дардай хихикает в темноту…
В Шаазгайте не смолкают пугливые пересуды о том, что боги рассержены на табунщика Сэрэна, на его семью. Не многие теперь отважатся переступить порог этого дома… Переступишь — вдруг навлечешь гнев всевышнего и на себя? Лучше обойти…
«Само небо привело меня сюда, в Шаазгайту!»
Да, когда он появился здесь и, осмотревшись, узнал, что за люди вокруг, не было границ его изумлению! Еще бы… Оказалось, что отправленный на фронт табунщик Сэрэн — не кто-нибудь, а его бывший одноулусник, сын того самого Держи, которого прозвали Красным. Красный Доржи… Конечно, повстречайся они. Сэрэн и Дардай, лицом к лицу. Сэрэн бы не признал в незнакомце земляка. Сколько лет прошло, а в ту грозную пору у него, Сэрэна, губы еще в материнском молоке были… Что он помнит-то!
Нет, не одно изумление у Дардая вызвала такая неожиданность: тут, в Шаазгайте, семейная веточка его кровного врага! Злоба и радость возможного мщения гулко всплеснулись в нем, словно в глубокий затемненный колодец, на дно его, с размаху бросили увесистый камень… Отомстить последышам Красного Доржи! За то, что тот в гражданскую войну подрубил корень их знатного рода, развеял семенные богатства, лишил его, Дардая, табунов, отар, золота, шести домов, из которых два были каменные, всего того, что он получил от своего отца, тайши-нойона
