Ардан тронул Серко с места. Надо искать!
«Брошу всю эту работенку, — шептал он посиневшими губами. — Старики есть — пусть идут в табунщики. А я в натопленном классе буду сидеть… плохо, что ль? И Пегого больше нет…»
Чудилось Ардану: окликни он, свистни — примчится, как раньше, Пегий, приблизит теплые губы к его лицу…
Нет, зови — не дозовешься!
Набегают слезы на глаза Ардана. Тут их никто не увидит. Никогда он не забудет своего друга, никогда…
И разве может сейчас оставить табун?
Во-первых, как бы Яабагшан не заставил платить за потерю Пегого… Мать, работая одна, разве справится с этим?
Во-вторых, когда в табуне нет вожака и он, Ардан, уйдет — что скажут люди? Те же старики… Слабак он, Ардан, скажут люди, из него табунщик, как из курицы орел, потерял табунного вожака — и сбежал!
Нельзя…
А в-третьих, — в этом Ардан даже матери не признается, — есть у него заветная мечта. Чтобы так было: возвращается отец с войны, и Ардан, как говорится, из рук в руки передает ему табун… Конечно, после гибели Пегого не той уж будет радость этого долгожданного дня, совсем не той… Однако несколько кобылиц успели затяжелеть от вожака, носят в себе его детей, и, даст бог, хоть один из них повторит Пегого!
Ардан протер кулаком глаза, плотнее нахлобучил шапку, привстал на стременах. Невдалеке отпечатки многих копыт тянулись в чащу сосняка. Погнал Серко туда… Каурая, выходит, сокращала путь — побежала сама и повела других через лес. Так до лощины вдвое ближе. Вот тебе и лошадиная память!
Осторожно отводя руками колючие ветки, Ардан ехал медленно. Что-то все-таки нужно предпринимать — опасно ночью держать табун в этом месте… И разбредется, и опять же волки…
Лишь подумал так — и замер в испуге. На поляне следы копыт пересекались с редкими строчками волчьих следов! Неужели?.. Нет-нет, волчьи уходят в одну сторону, лошадиные — в другую… Если внимательно всмотреться, можно понять: волки пробегали тут раньше, ямки от их лап уже покрылись твердой корочкой. Однако!..
У Ардана спина стала потной, во рту пересохло. «Ах, глупое дурье, — мысленно обругал лошадей, — волчьего духу не чуете!»
Как только выбрался из перелеска, тут же увидел и Каурую и Тихоню, и остальных. Объедали со всех сторон стог, дергали оттуда длинные пряди сена, роняли себе под ноги, затаптывали… Стог и так уж как уродина, набок заваливается, кто-то раньше здорово потрепал его, кони иль коровы соседнего колхоза, возможно, а Яабагшан увидит и опять же с него, Ардана, спросит.
