— Ой, я так рада за вас! — как-то слишком наигранно воскликнула Юля, — От всей души желаю вам счастья!
Когда-то давно, в юности, Лили чувствовала за собой некую особенность, можно даже сказать избранность. Ей казалось, что она — это воплощение чего-то предвечного, бессмертного и таинственного. Но сейчас, глядя на своё отражение, она понимала, что та юная девочка пропала без вести.
Ведь кто такие пропавшие без вести? Это мертвецы, чьё тело ещё не найдено. Так и в этом случае, Лили казалось, что та юная девочка умерла, просто никто не хочет этого признавать. А кто она сегодняшняя? Без себя прошлой она лишь оболочка, лишь выцветший плакат на фонарном столбе: «Пропал человек! Ушла из дома и не вернулась… Среднего роста, волосы тёмные, очки…»
— Знаешь, Юль, я люблю Тимофея, — сказала Лили своей подруге.
Конечно, это не было правдой. Она его не любила, и хорошо понимала это. Лили ненавидела то, чем она стала, вернее то, что от неё осталось. Поэтому-то она так привязалась к Тимофею. В нём ей мерещилось освобождение от всех экзистенциальных терзаний, некая черта, за которой наступит покой.
И да, Тимофей ей чем-то отдалённо напоминал Курта Кобейна, тем самым возвращая её к давно забытым девичьим грёзам.
— Ничего, всё в порядке. Между нами уже давно всё решено, — ответила Юля.
Но ничего решено не было. Юля всё ещё любила Тимофея, хотя и была уже несколько лет как замужем за другим человеком. По известной причине детей она иметь не могла, и судьба её была легко предсказуема и незавидна. Юношеские шалости с запрещёнными веществами не прошли бесследно. Но свой диагноз, звучащий как приговор, она старательно скрывала от супруга.
Лили внимательно посмотрела на Юлю и тяжело вздохнула. Они были знакомы уже столько времени, что давно научились понимать друг друга без слов. И поэтому, не в силах скрыть обман, ненавидели друг друга. Но судьба распорядилась так, что они работали в одном офисе, и им приходилось регулярно вместе ходить в столовую.
Не самый плохой повод для женской дружбы.
«Так вот она какая, Эйфелева башня», — пронеслось в моей голове.
Я стоял у подножья огромного сооружения, состоящего из сваренных между собой стальных балок, обшитых листовым железом. Уже вечерело, но от стен всё ещё веяло дневным жаром. Если бы не размеры, эта конструкция больше всего походила бы на детскую лазилку из тех, что ставили во дворах советских новостроек. Отсюда было сложно оценить, но, кажется, основание занимало целый квартал, а верхушка башни теряясь в облаках.
