"Врата сокровищницы своей отворяю..." | страница 21
Московский демократ. К чему вы это?
Белорусский автор. Да так... между прочим...»
«Между прочим» реплика в сторону оппонентов неназванных, но ради них и разговор этот начат.
В статье «Мысли и размышления» Максим Горецкий эти же мысли формулирует уже как призыв к самой литературе белорусской:
«...А куда же идти в творчестве нашим писателям?
Путь художественный? Путь полезный — жизненный? Писать жизнь, как она есть? Показать, какой она могла бы быть? Какой должна быть?
Уж не художественная ли правдивость — наилучшая дорога литературы нашей?
И не довольно ли осыпаться разноцветным конфетти из стишочков, мелких зарисовок.
Не пора ли нашим писателям написать нечто покрупнее?
...Прозу, прозу, добротную, художественную прозу белорусскую дайте нам!
Чтобы на столе у нас рядом с толстой книжкой стихотворений «Шляхам жыцця» лежала бы не тоньше книжка прекрасной прозы».
***
Так какого крестьянина, белоруса, человека открывает себе и миру Максим Горецкий, создавая свои рассказы?
Не будем много говорить о ласковости и любви к людям из народа, столь свойственных белорусской революционно-демократической литературе начала XX столетия, а затем — советским писателям 20—30-х гг., продолжающим ту же традицию,— таким, как Кузьма Чорный. Это чувство всегда господствует и в произведениях Максима Горецкого. Видит он «своего крестьянина» во всей реальности его состояния, быта, со всем тем вековым, привычным и неустроенным, что характеризовало небогатую Богатьковку, белорусские деревни.
Зарисовки «Невестки ссорятся», «Глупая голова», «Злость», рассказ «Зима» — типичный пример «художественной корреспонденции» в адрес нового читателя, новой белорусской литературы, с молчаливым горьким вопросом: «Разве у вас не так было, есть?»
С горечью сына той же, такой же деревни пишет автор о бедной, безграмотной, неинтересной, с пьянками, сварами жизни.
«— Где же нож? — спросила молодая невестка у старшей и, прислонившись к столу, взяла краюху хлеба.
«Жрут как не в себя,— подумала старшая невестка,— детей моих объедают».
И сказала брехливым голосом:
— Ножиху пошел искать... Свадьба будет.
Молодая обиделась.
— Собачий твой язык! Что ты говоришь, что собака лает — одно и то же! — заругалась она так, как ругаются старые бабы.
— Ай да сыплешь! — удивилась старшая.— Ай да сыплешь, чтоб тебе язык чирьями обсыпало».
Дочь писателя Галина Максимовна вспоминает, как в Богатьковке (уже в 1936 г.) девчата и она разозлили чем-то соседку «старуху Домну», и та показала всей улице, «как ругаются старые бабы».