«А ведь ты его не любишь! – говорит мать дочери, пытаясь удержать ее от брака со страшным человеком.
– Зато ты отца любила. И что от всего этого осталось?
– Память о счастье…
– Вот именно – вечная память!
– И ты еще осталась…
– Ну а раз я осталась, надо как-то жить. Знаешь, ты была всю жизнь бедной, но счастливой, а я буду несчастной, но богатой. Потом мы сравним, что лучше!»
В этих словах уже обнаруживаются те самые трагически мотивы онтологической пустоты, в которую погружает своих героев Ю. Поляков, в том числе, обращаясь к семейной жизни современного человека.
«Мысль семейная» в романах Юрия Полякова
Ничипоров Илья Борисович, доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ, священник Русской Православной Церкви
Проза Ю. Полякова 1980–2010-х гг. стала самобытным художественным преломлением современности. Как и в произведениях Ю. Трифонова, а затем и «сорокалетних», осмысление картины мира порубежных десятилетий происходит у Полякова сквозь призму частных судеб персонажей, в причудливых хитросплетениях ритмов их душевной жизни, семейных отношений и социально-исторических сдвигов, а также порожденной меняющимся временем индивидуальной и коллективной мифологии.
В ранней повести «ЧП районного масштаба» (1981, опубл. в 1985) драматичный семейный опыт центрального героя – секретаря райкома комсомола Шумилина – передан косвенно, в его ретроспективном самоанализе. Детские воспоминания о 50-х гг., о наметившемся и мирно разрешившемся в родительской семье конфликте, когда отец поставил матери ультиматум «или я, или райком»[3], убеждают его в том, что «тогда брак обладал еще таинственной крепостью и долговечностью средневекового цемента». В пору же «зрелого» социализма планы комсомольского руководителя «организовать для молодежи беседы о браке и семейной психологии» накладываются на его мучительные раздумья об истоках «разводной ситуации» в собственной семье. Ностальгическое обращение к прошлому, когда они с женой «семь лет назад… удивительно подходили друг другу», воспроизведение каждодневных подробностей их совместного отпуска как тщетной попытки вернуть прежнее единение выводят к констатации неумолимого распада семьи, обусловленного тем, что «чем решительнее Шумилин шел вперед и выше, тем хуже становились семейные отношения», к моделированию ситуации собственной смерти, довершающей картину семейного отчуждения: «Первые горсти бросят одетые в черное мама и жена. Интересно, как поведет себя Галя: ведь формально они еще не разведены? Разумеется, будет держаться, словно ничего у них не случилось, а слушая прощальные речи, удивится, почему не ужилась с таким прекрасным мужем! Лизке же Галя скажет, что папа уехал далеко-далеко и вернется, когда дочь вырастет».
