Когда Шарманов основал «Аэрофонд», возникла необходимость иметь эффектную секретаршу: «Серьезный контракт без красивой секретарши подписать просто невозможно, как нельзя его подписывать шариковой ручкой за десять центов» [Поляков, 2016: 28]. Тогда он дал объявление в газете, на которое откликнулось больше сотни женщин самых разных возрастов, профессий, внешности, навыков и умений. Всех их привлекало одно – высокая зарплата и заграничные командировки. Мало кто из них знал два иностранных языка, компьютерные программы и правила этикета. Но зато все они были одеты вызывающе: слишком короткая юбка, ажурные чулки и очень глубокое декольте. И большинство их них согласилось показать в сауне свое умение организовывать мужской досуг. В советские времена это было недопустимо, за роман с подчиненной, в частности, с секретаршей, можно было лишиться должности и членства в партии. В крайнем случае, если такое и имело место, то хранилось в глубокой тайне. С распадом Советского Союза ситуация изменилась. «Секретарша не только интимный соратник шефа, она должна быть готова в любую минуту превратиться в сексуальный подарок нужному человеку» [Поляков, 2016: 33]
Катерина с первого же взгляда потрясла Шарманова: строгий деловой костюм, волосы собраны в пучок и почти незаметная косметика. Имя (в переводе с греческого «Катерина» – «чистота») – полная противоположность ее натуре. Шарманов при виде ее почувствовал «в груди долгожданное стеснение» [Поляков, 2016: 35]. Это была Та, которую он искал всю жизнь. Она оказалась великолепным помощником и потрясающей любовницей. Шарманов называет Катерину «трахательной куклой». Он попал в эротическую зависимость от этой циничной, стервозной, жестокой женщины, стал «рабом вагинальной реальности» [ «Моя вселенная – Москва», 2014: 238].
Между ними не было духовной гармоничности: в 1990-е годы это стало совершенно лишним.
На мой взгляд, не так все однозначно… Поляков говорит лишь о нравах определенной социальной среды, сформировавшейся тогда.
Так ведь мы и говорим о том периоде и о той социальной среде. Именно тогда и в той же социальной среде потеряли смысл понятия верности, порядочности, стыда. Перефразируя известные слова Пушкина, автор с горькой усмешкой отмечает, что «начался русский блуд – бессмысленный и беспощадный» [Поляков, 2016: 116]. Сильно пострадал институт семьи, новое состояние которого писатель кратко и убедительно характеризует в следующем диалоге:
