«Срезана кукуруза, собран урожай.
Таал восхваляется, собираются снопы.
Благодарения добрым небесам,
А этот плод был взят незрелым».
Танец жнеца (Аноним)
Демпстер Рок
Нордланд
Вигиль, время сбора урожая, имперский год 2399
Иеронимус Дагоберт тяжело ступал по ступенькам помещения для мытья посуды. В кухне ревел огонь, но на нем ничего не готовилось. Священник молчал, пока шёл по выстланному плитами полу подвала.
— Отец, — послышался голос, едва различимый за ревом огня. Он был нежным по возрасту. Молодой, хрупкий и сломленный. Скорее опустошенный шепот, чем голос. Это слово перешло в приступ кашля, который заставил священника закрыть глаза. — Иеронимус, это вы?
Дагоберт стоял, повернувшись широкой спиной к ребенку. Его рука сжалась в кулак. Он рассеянно прикусил костяшки пальцев. Его глаза слезились, а щеки горели, но леди Магдалена из хосписа Зальценмунда заверила его, что это не чума и что он просто переутомился, ухаживая за ребенком. Однако она не могла сказать того же о мальчике. Хуже того, жрица Шаллии сказала ему, что болезнь не была известна ни ей, ни ее Ордену, и лучшее, что она могла сделать, — это устроить его поудобнее для предстоящего конца.
— Отец?
— Я здесь, сын мой, — заверил его Дагоберт. Он открыл свои страдальчески зажмуренные глаза и подошел к той стороне кухни, где остывал чайник с лекарственным чаем. Рейвенсворт и грунтовый Стаффрут, подсказанные ему Магдаленой. Что-то, чтобы помочь страдающим. Если принимать их в большом количестве, то это поможет страдальцу спокойно умереть.
— Тебе надо выпить еще чаю, — крикнул Дагоберт через огонь. — Как велела леди Магдалена, — он взял начищенный до блеска котелок и налил дурно пахнущую жидкость в деревянную кружку. Он замолчал. Его рука дрожала. Туманная жидкость расплескалась по чашке. Дагоберт с грохотом опустил его обратно на стол. — Нет, — сказал он сам себе. — Зигмар, прости меня. Еще одна ночь.
Оставив стряпню, Дагоберт прошел через судомойню к тому месту, где он поставил кровать мальчика перед камином.
— Ох, Малыш Дидерик, — сказал Дагоберт. Ребёнок выглядел ужасно. Настоящий труп. Он дрожал — его тело постоянно сотрясала дрожь, с которой не мог справиться даже самый яростный огонь. Дагоберт называл мальчика Маленьким Дидериком, но для своих восьми лет он был довольно высоким и мускулистым. Чума, однако, превратила его в шелуху. Даже полевая мышь могла бы поднять его с кровати. Его молодая плоть была пронизана язвой, которая открывала трещины и рубцы, которые не заживали и, в свою очередь, давали потомство оспе, которая превратила его кожу в струпья и чешуйки. Его прекрасные светлые волосы выпали, а глазницы были покрыты коричневыми синяками от разложения. Глаза внутри затуманились и погрузили мальчика во тьму. Но хуже всего было то, что из уголка рта детеныша постоянно вытекала кроваво-черная патока, которая вытекала и из груди, и из желудка, мешая ему дышать и почти не давая есть.
