Архаон Вечноизбранный | страница 20
Первый едва успел вскрикнуть, прежде чем его череп врезался в землю. Второму был позволен мимолетный момент паники с широко раскрытыми глазами, когда он отпустил ребенка. Шипастый металлический шар, который уничтожил его конкурента, поднялся на цепи. Она совершила круговой поворот, затмив луну, прежде чем с таким же пылом обрушиться на волка. Второй удар сокрушил зверя и прикончил его.
— Убирайтесь отсюда! — взревел владелец оружия. Облачение отца Иеронима Дагоберта свисало до пояса; волосатый живот, щедро колыхавшийся при каждом взмахе двух вплетенных цепей, был бледен в лунном свете. Его разбудили крики младенца, оставленного у дверей храма, и он поспешно надел свои одежды и сапоги. Моргенштерн, зажатый в его пухлых кулаках, на самом деле был храмовым кадилом, струящимся благовониями из тяжелого шипастого шара.
— Прочь, зверь, — приказал Дагоберт дикой стае, выбивая сапогами зубы из пасти крадущихся падальщиков и ломая спины убегающих тварей. — Назад, я говорю! Во имя Зигмара, или ты почувствуешь вкус Герольда.
Дагоберт размахивал шипастым шаром вокруг своего огромного тела на двойной цепи, и струящийся фимиам внутри него сиял, как комета в небе.
Через несколько мгновений после того, как жрец выскочил из дверей своего храма, голодная стая пришла в себя. Притаившиеся под дугой Герольда крадучись пробрались внутрь, чтобы огрызнуться на ребенка, который снова был заворожен — на этот раз струящимся послесвечением жреческого «Герольда». Звери оторвались от земли и набросились на вместительную плоть самого Дагоберта. Он отбросил их назад окровавленными кулаками и крепко взмахнул цепью. В животе жреца нарастал гул, который затем превратился в его собственное рычание, когда он поверг детей ночи обратно на землю в их прыжке. Его грудь вздымалась и опускалась, Герольд ярко горел на конце цепи, стая бросилась прочь. Погибло достаточно падальщиков, чтобы подговариемая Луной рыхлая стая стала достаточно мала.
— Назад, твари, — сказал Дагоберт, сплевывая свою насмешку на раздавленные туши волков, навлекших на себя гнев Герольда Зигмара. Покрытой кровью ребенок рядом с ним уставился на него в изумлении.
— Ну и кто же ты? — сказал священник ребенку, — снаружи в такую злую ночь.
Он огляделся в поисках каких-либо признаков того, кто оставил ребенка, прежде чем пожать плечами.
— Тогда тебе лучше пойти со мной, — сказал священник с добротой, тяжело дыша.
С младенцем в одной руке, прижатым к округлому животу, и Герольдом, свернувшимся кольцом в другой, отец Дагоберт направился обратно к храму. Под бронзовым взглядом Зигмара он молча кивнул, прежде чем войти под арку и пинком захлопнуть за собой огромные двери храма.