Горизонты исторической нарратологии | страница 46
Значение – это объективная (референтная) сторона знака, это денотат, в современной культуре приобретающий для каждого участника коммуникации субъективную значимость (в первобытной культуре субъективные значимости были коллективными, хоровыми).
Смысл – это интерсубъективная сторона знака, это концепт, «имеющий отношение к ценности – к истине, красоте и т. п. – и требующий ответного понимания» [5, 337]. В отличие от значения смысл, по Бахтину, «нельзя понять со стороны. Самое понимание входит как диалогический момент в […] смысл» высказывания [Там же].
Вспомним исходные положения Пирса, функционально разграничившего базовые типы знаков. «Индекс есть знак, который сразу же утратил бы свое характерное свойство, делающее его знаком, если убрать его объект»[90]. Иначе говоря, индексальный (указательный) знак предполагает первичность значения и синкретическую сращенность этого значения со смыслом. Простейшими примерами слов в индексальной функции могут служить имена собственные.
Однако личное имя может быть использовано и символически. Так поступал Флоренский, соотнося имена с житиями святых, которые их носили. Так нередко бывает и в художественной литературе. Суть логоса вербализации состоит именно в том, что одно и то же слово – а, точнее, сама система языка – может использоваться с различной семиотической интенциональностью.
«Иконом» (изобразительный знак) Пирс именовал «знак, который обладал бы своим характерным свойством, собственно и делающим его значимым, даже если б его объект и не имел существования» (218). Например, кентавров никогда не было, но они присутствуют в культуре только потому, что этот пустой денотат имеет собственное означающее. Иначе говоря, иконический знак являет собой семиотический феномен первичности сигнала (означающего), обретающего значение и значимость только в воспринимающем его сознании.
«Символ» (имея в виду символы, прежде всего, математические, а не художественные) Пирс определял как «знак, который утратил бы характерное свойство, делающее его знаком, если бы не было интерпретанты» (218), то есть соответствующего знаку концепта. Речь идет о первичности смысла (а не значения, как в случае с индексом), которому «конвенциональный знак» служит как «заранее оговоренный сигнал» (216).
Однако для Пирса «все слова […] суть Символы» (212–213). Чтобы применить его типологию знаков в нарратологии, необходимо воспользоваться перспективной возможностью размежевания разнотипных символов, которую Пирс намечает, разграничивая «два способа», какими символ может функционировать: «индексальный» или «иконический».