. Даже
белые кресты на могилах поставлены в ряд не с
черными монашескими фигурами, а с
белыми березами, то есть весенними
проснувшимися деревьями (начало заключительной главы).
Принципиальная особенность формируемого словом диегетического пространства – его размежеванность с любым другим пространством (реальным или воображаемым). Наррация прокладывает границу между безграничным континуумом остальной (нерассказанной) жизни и внутренним континуумом рассказа. «Все, что находится за пределами этой границы, как бы не существует»[56]. Такая «сепаратность» обладает ценностной значимостью: важно не только, чем наполнен диегетический мир, но и что элиминировано из него.
Итак, сфера протекания нарративной истории – виртуальная трехмерная протяженность диегетического мира, самим актом рассказывания отмежеванная от пространства физического. При этом неотождествимость диегетического и экстрадиегетического пространств не сводится к искажению того, что есть «на самом деле».
Физическое пространство способно иметь для нас значения (далеко, близко, высоко, глубоко и т. п.), но оно лишено человеческого смысла. Диегетическое же пространство наррации пронизано ценностными смыслами человеческого опыта. Здесь, в частности, «верх» – устойчиво позитивный пространственный вектор, а «низ» – негативный и т. д. Здесь играют существенную роль культурно значимые локусы, например: отчего дома, усадьбы, гостиницы, дворца или тюрьмы, ресторана или церкви, городской площади или проезжей дороги, лесной чащи или бескрайней степи, гор или моря и т. п.
Процессуальное время суточного и годового природных циклов, ритуальных или технологичных действий человека не зависит от позиции наблюдателя и, вследствие этого, оно непрерывно и бесконечно. День сменяется ночью, но затем возвращается, труд сменяется отдыхом и вновь возобновляется в едином континуальном времени. Это еще не очеловеченное время. По мысли Рикёра, «время становится человеческим временем в той мере, в какой оно нарративно артикулировано»[57].
Событийное (нарративное) время – артикулировано, фрактально, оно, как любое событие, имеет начало и конец. Диегетическое время рассказанной истории не имеет продолжения, если к первому рассказу фрактально не примкнет второй, третий и т. д., связанные между собой единством персонажей. Но и такого рода серийное время неизбежно вынуждено когда-либо заканчиваться.
Диететическое (рассказанное) время есть время остановленное, это время памяти. В него можно бесконечное число раз возвращаться, переходить от эпизода к эпизоду вперед и вспять, как по анфиладе неких помещений. Иначе говоря, это неподвижное, «пространственное» время, динамика которого создается только лишь рассказыванием, достигающим эффектов замедления, ускорения, параллелизма, обратимости, а в новейшей литературе – еще более многообразной «диффузной темпоральности»
