Фигуры, украшающие выдающийся труд Луиджи Фердинандо Марсильи «Danubius Pannonico-Mysicus, Observationibus Geographicis, Astronomicis, Hydrogra- phicis, Physicis Perlustratus et in sex Tomos digestus»[13] (1726), представляют реку в обличье могучего, мужественного старика, подобного царственно-благосклонному Сатурну, титана, которому еще не угрожают гидроэлектростанции, канализация и прочие выдумки непобедимых карликов, ставших хозяевами земли. Название «Дунай» по-немецки женского рода, в венском Музее криминалистики висит написанная в 1838 году картина О. Фридриха, на которой изображен утопленник и которая называется «Мать Дунай», — посредственное произведение, заметил любезный сотрудник полиции, проводивший со мной индивидуальную экскурсию: полиция выплачивала скромное вознаграждение и вынуждена была обращаться к некапризным художникам. Впрочем, у Бернини в фонтане на пьяцце Навона Европу также символизирует взрослый мужчина Дунай.
Бьющий в Донауэшингене источник тысяча шестьсот лет назад был хорошо знаком голубоглазой светловолосой девушке, напоминающей создания, которые много лет спустя очаруют Томаса Манна. По крайней мере, об этом свидетельствуют стихи Децима Магна Авсония, учителя риторики и наставника маленького Грациана, сына императора Валентиниана I. В 386 году нашей эры Авсоний сопровождал войска римского императора во время кампании против свевов; римляне разбили лагерь неподалеку от места слияния Бригаха и Брега. Ожидаемая победа римских легионов, месть за поражение при Шалоне-сюр-Соне, подарила литератору рабыню, которой он дал имя Биссула — возможно, от германского слова, подчеркивавшего живость юной варварши, или, по мнению других, указывавшего на слияние двух потоков.
Авсонию было пятьдесят восемь лет, он влюбился в Биссулу, последовавшую за ним в Рим после того, как он почти сразу же вернул ей положение свободной женщины. Из посланий Авсония к другу Павлу мы узнаем о пламенной и почти невероятной страсти шестидесятилетнего литератора, об уважительном отношении к возлюбленной, о трепетной благодарности за неожиданный подарок судьбы, который стал смыслом его жизни.
Авсоний умел слагать стихи и преподавать грамматику. Будучи честным ритором, он не касался загадок вселенной; вряд ли он задавался вопросом, зачем нужны долгие военные походы за Альпы, война и римское военное искусство, если можно обрести счастье рядом с женщиной. Рука, которую нам нравится сжимать и целовать, вызывает у нас нежность еще и потому, что ее обладательница пришла издалека, и потому, что форма и соблазнительность этих пальчиков внесли свой скромный вклад в Большой взрыв, в четвертичный период, в миграцию гуннов из азиатских степей.
