Тюбингена, осознающий, что мирская проза угрожает одиссее, конкретному и неповторимому человеческому опыту, находит утешение в том, чтобы на третьей странице процитировать Гегеля, выдающегося ученика тюбингенской богословской семинарии, и повторяет вслед за ним, что метод заключается в проведении опыта.
Деревянная скамейка, глядящая на тонкую полоску воды, призывает проявить сочувствие к проекту, отличающемуся систематическим подходом и обнаруженному в почтовом ящике незадолго до отъезда, — сочувствие к скромному искусству фуги, то бишь бегства, скрытому за аркадами логических пассажей. Дерево приятно пахнет, оно по-мужски сухо, как сухи и сдержанны герои вестернов, Брег (или Дунай?) похож на темную бронзовую ленту, что вьется себе, поблескивая; разбросанные по лесу пятна снега превращают жизнь в свежий день, когда дышится легко, сулят высокое небо и ветер. Счастливое стечение обстоятельств и благостная расслабленность, которой способствует сердечное обращение «дорогой друг», убеждают довериться миру и даже согласиться с синтезом научной гегелевской логики и категориями гостиниц, ясно изложенным немецким коллегой в программе конференции.
Приятно знать, что у путешествия есть своя архитектура и что можно добавить к ней несколько камней, хотя путешественник подобен не столько создателю пейзажа — это задача живущего оседлой жизнью, сколько тому, кто разбирает и разрушает пейзажи, как Р., один из героев повести Гофмана «Барон фон Б.»: Р. странствовал по всему свету, коллекционируя чудесные виды, а когда что-то мешало полюбоваться пейзажем или добиться неожиданного ракурса, он без малейшего колебания приказывал валить деревья, отпиливать сучья, ровнять холмы с долинами, вырубать целые леса, сносить крестьянские фермы. Впрочем, разрушение — тоже архитектура, деконструкция, следующая собственным правилам и расчетам, искусство разложить и сложить заново, создать иной порядок: когда стена листвы внезапно падала и в закатных лучах открывался вид на развалины далекого замка, Р. на несколько минут замирал полюбоваться зрелищем, режиссером которого был он сам, а после стремительно уносился прочь, чтобы больше в эти края не вернуться.
Всякий опыт есть результат упорного применения метода, в том числе прозрачность далекого заката для Р. или запах снега, доносящийся до этой лавочки, стоящей в Черном лесу, Шварцвальде. Трогательное сияние жизни проскальзывает в классификациях, в протоколах, стремящихся каталогизировать жизнь и с очевидностью доказывающих, что в ней всегда остается осадок тайны и очарования. Схема проекта двух экспансивных ученых, построенного, как «Логико-философский трактат» Витгенштейна (1.1,1.2,2.11,2.12 и так далее), позволяет разглядеть в крохотных зазорах между соседними параграфами неопределимые перипетии путешествия: различаются гостиницы люкс (luxuriös, для любителей непомерной роскоши и непомерных наслаждений), буржуазные, простые, народные, местные, портовые, княжеские, монастырские, для туристов, для крестьян, для нищих, для дворян, для ремесленных корпораций, таможенные, почтовые, для извозчиков. Лишь научным таблицам дано должным образом подчеркнуть метафизический юмор обыденных предметов и событий, связь между ними и их последовательность: в разделе «Е», посвященном «Сценам» (имеются в виду сцены, которые разыгрываются в гостиницах) сказано: «2.13. Эротика — ухаживание — проституция». 2.14. Водные процедуры. 2.15. Спальни. 2.16. Будильник».
