— Слушай, — сказал Мик сестре, — чего она там мнется? Давай позовем ее, познакомимся. Ей же интересно.
— Ну позови.
— А давай ты? Как женщина женщину.
— Еще чего, — фыркнула Тина, не переставая болтать ногами.
Ну и ладно, подумал он, без сопливых обойдемся. Он знал, что Ми ни в чем ему не откажет, и при этой мысли у него сладко сжалось под ложечкой.
— Музыкантам приходится беречь руки?
— Обычно да. Но лично я считаю, что лучше всё тратить, чем беречь.
Когда он проснулся, небо в мансардном окне едва начинало светлеть. Ему теперь особенно хорошо придумывалось в этот час; а еще — по дороге в консу; и еще ночью. Собственно, придумывалось всегда, нужно было лишь найти время и записать хоть что-то. Он ощупью перебрался через чьи-то ноги, натянул что-то, первым попавшееся под руку — в мансарде было холодно. Включил настольную лампу и чайник. Никто из спящих (одна из раскладушек тоже была занята) не пошевелился. Сознание пробуждалось кусками: он не мог вспомнить, кто лежал с ним рядом, но идея рассказа, навеянная вчерашним разговором, вставала в памяти отчетливо и с деталями. Они обсуждали картины — много картин — и его осенило. Да, ведь на то она и осень. Каждый год он вставал на крыло, едва приходили холода. В жару у него плавились мозги.
Не глядя, он протянул руку за пачкой чая и поморщился от боли, задев что-то колкое. Подул на пальцы, рассеянно думая о том, кто мог сунуть сюда посудный ёршик; поднес руку к лампе и вгляделся в паутину папиллярных линий. Свежая ранка уже начала кровоточить; соседние, едва успев затянуться, снова раскрылись. Он положил палец в рот, другой рукой бросил в заварник горсть чайных листьев и попытался вспомнить, о чем еще они могли говорить вчера. Всё ведь, кажется, было мирно. Пришла Тина с рюкзаком, полным еды, и сама похожая на этот свой рюкзак: ее переполняли теперь, поочередно и сразу, впечатления, идеи, тревоги и сомнения. Выкладывая на стол банки, пачки и лотки, она взахлеб рассказывала ему о мультиках, сделанных из проволоки и спичек, — о гениальных мультиках, таких умных и страшных, что ей оставалось только одно: забрать документы и пойти в уборщицы.
— У тебя бывало чувство, что кто-то сделал до тебя всё, о чем ты даже помечтать как следует не успел?
— Конечно, — сказал Тео, пододвигая ей кружку с чаем. Они сидели на кухне у Ми, пока остальные курили.
— И как ты с этим справляешься?
— Никак. Знаешь, у психологов есть пять стадий горя. Человек проходит их, когда узнаёт, к примеру, смертельный диагноз — свой или своего близкого. А у творческого человека есть пять стадий развития, и тебе их придется пережить. Слушай и запоминай: потрясение, подражание, поиск, проникновение, полет.
