Места обрушившихся общественных зданий окружены людьми в военной форме. Тут больше организованности, выше интенсивность спасательных работ, но и тут никто не скрывает и никто не стесняется слез. Да и можно ли их сдержать, когда под развалинами находишь чуть живого, тянущего руки к своим спасителям ребенка!
Горе, оно, как огонь, опаляет сознание, душу, даже если горе это не коснулось тебя. Тогда, на улице Ширакаци, мы остановились возле одного из домов. Точнее, возле груды из обломков железобетонных плит, перекрытий, раздавленной мебели, щебня — того, что осталось от девятиэтажного строения. Рядом, из нутра развалин соседних домов, еще поднимались клубы дыма — свидетельство локализованных пожаров. Еще не могли поверить в случившееся многие обезумевшие люди, беспрестанно спрашивающие кого-то: «Где наш дом?..» — а рядом уже стояли большие и маленькие гробы, которые тут же заполнялись извлекаемыми из-под обломков трупами. Здесь, в девятиэтажном доме, до недавнего времени проживало несколько семей офицеров и прапорщиков. Тут мы и встретились с офицером В. Савруком и его женой, которые вели раскопки уже много часов подряд. Почерневший, с запавшими глазами, Саврук стоял у братской могилы, которая прежде была его домом. Здесь, под этими обломками, он нашел свою дочь.
— Мне повезло, — просто и задумчиво сказал офицер, — а вот некоторым…
И он показал глазами на стоявшую рядом группу армян. Я взглянул туда, и у меня защемило сердце. Рядом с ними лежал на земле открытый, сделанный, видимо, на взрослого человека гроб. Но в нем лежали кое-как, наспех прикрытые два маленьких детских тельца. Я не мог понять, почему он был открыт, почему так все было сделано наспех. То ли горе затуманило разум людям, то ли они ожидали, что из-под развалин вот-вот достанут еще кого-то… Не знаю. Но туда, на его дно, никто не смотрел, не плакал. Как будто ничего не случилось и рядом с ними просто стоит большой, выкрашенный в черный цвет деревянный чемодан.
Но вот подошел, по всей видимости, отец этих детей. Раздались сдавленные рыдания молодого мужчины. Он хотел приблизиться к гробу и не мог этого сделать, словно держала его какая-то неведомая сила. Человек брался руками за голову, не в силах успокоить себя. И никто, никто не утешал его, видимо потому, что такому горю помочь нельзя, что надо выплакать, перемочь его, как это сделали перед этим стоящие рядом родственники и близкие…
А Саврук, как он спас свою дочь?
