Егеря, видимо, и сами поняли бессмысленность предпринятого ими орудийного обстрела, потому что вскоре прекратили его.
И все же, к нашей великой радости, врагу не удалось уйти от возмездия. Над перевалом вскоре появились три советских бомбардировщика, вызванные, очевидно, для поддержки начавшегося общего наступления 394-й стрелковой дивизии.
Наши летчики действовали не только умело, но и со знанием специфики гор. Сначала они ударили по самой колонне, но эффект оказался невелик, так как она была рассредоточена. Тогда последовал бомбовый удар по склонам гор над дорогой, где находились егеря. Взрывами оторвало множество огромных глыб. Увлекая все на своем пути, эта грозная каменная лавина понеслась на колонну гитлеровцев. Склон покрылся густым облаком желтой пыли. А когда облако рассеялось, мы увидели картину полного разгрома колонны. Каменная лавина смела почти всех егерей. А уцелевшие лошади и мулы, как безумные, метались по склону, растаптывая солдат, которые чудом остались в живых в том каменном хаосе…
Отгремели разрывы бомб, самолеты ушли в сторону моря. В ущелье под нами опять воцарилась тишина. Теперь мы могли осмотреть отбитый у врага перевал Клыч. Немцы основательно укрепили его в ходе боев. Удачно расположили пулеметные точки, хорошо защищенные обломками скал. Соорудили из них одиночное гнезда-окопы, искусно использовав при этом каждый естественный выступ гребня. За гребнем из камней быта сложены небольшие склады для продовольствия и боеприпасов. Судя по числу окопов, эту перемычку обороняло около роты егерей. Примерно такое же количество солдат находилось и на основной седловине перевала.
Когда мы закончили осмотр бывшей позиции врага, пришло сообщение от нашей разведки. Бойцы спустились до скал, нависших над дорогой, но протавника по пути не встретили.
Солнце пряталось за вершины гор. Трудный день, показавшийся нам таким долгим, подходил к концу, когда мы приблизились к группе разведчиков, расположившихся у леса. Здесь и решили заночевать: спускаться на ночь в ущелье не было смысла.
Все сильнее давала знать о себе осень. Днем на гребне перевала дул пронизывающий ветер. Ночь наступила очень холодная. Я поднялся до рассвета и обошел лагерь. Разжигать костры было запрещено. Многие бойцы не спали: согревались цигарками и разговорами. А разговоры у них шли интересные. Я невольно прислушалея к ним.
— Да хиба ж це вийна? — о досадой говорил товарищам один из бойцов, вспоминая, видимо, бои на перевале Клыч. — Куда стрелять — не бачу, видкиля стреляють — не бачу. Це не вийна, а душегубство…
