Смеркалось. На перевале гремели одиночные выстрелы. Небо было безоблачным, быстро холодало, и трава покрывалась росой. Ноги вскоре промокли по колено. Я двигался не спеша, причем не по прямой, а все время уклоняясь влево, с тем чтобы разглядеть лощину, где шла тропа на перевал и где находился наш заслон. Неожиданно из-за склона передо мной возник человек. Я не сомневался, что это наш боец, связной, направляющийся от шалаша на КП отряда. Но боец, видимо, не был уверен, что встретил своего, ведь я спускался сверху, а там находились не только наши. Смущала, видимо, его и моя форма: лыжные брюки, штурмовая куртка, немецкие альпинистские ботинки. Трофейный рюкзак необычной формы тоже, вероятно, заставил его призадуматься, прежде чем решить, кто стоит перед ним. Необычная форма уже вторично подводила меня, но я не снимал ее: в горах она была очень удобна. Не хотелось отказываться и от ледоруба, который мог стать необходимым на трудных участках пути, да и рюкзак был несравненно удобнее вещевого мешка. Но в тот момент положение мое оказалось скверным. Боец стоял боком ко мне, направив в мою сторону ствол автомата. Надо было начать разговор.
— Откуда и куда направляетесь? — спросил я, не придумав ничего иного.
— Наверх, — ответил боец.
— К Гусеву, что ли?
— Фамилии не знаю, — неохотно откликнулся боец.
— Если к Гусеву, то давай письма мне — я и есть Гусев.
Ответа на мое предложение не последовало. Показывать документы в наступившей темноте было бессмысленно, да боец и не подпустил бы меня к себе. Разговор явно не клеился. Что делать? Я-то знал, что встретил нашего русского человека, а он не верил ни одному моему слову и в любой момент мог нажать на спусковой крючок. Крепко выругавшись с досады, я решил идти вниз. Медленно, осторожно мы обходили друг друга. Когда я удалился шагов на десять, боец клацнул затвором автомата. Я быстро сбежал в лощинку. Теперь боец не видел меня. Чтобы как-то успокоить его, я начал петь. Неизвестно почему, на ум пришла ария Тореадора.
Потом выяснилось, что нерусское слово тореадор, несколько раз повторяющееся в этой ария, окончательно убедило бойца, что перед ним гитлеровец.
В полной темноте добрался до шалаша. Здесь, внизу, накрапывал дождь. При подходе никто не окликнул и не остановил меня. Эскадрон отдыхал, не выставив боевого охранения. В шалаше познакомился с комиссаром эскадрона П. К. Коханным, который временно возглавлял эскадрон.
Меня досыта накормили дымящейся бараниной, угостили водкой. На плечи мне кто-то из кавалеристов накинул сухую шинель. С полчаса отогревался, подсунув ноги под кошму, которой была прикрыта кучка тлеющих углей. Вокруг кошмы таким же образом обогревалось еще несколько человек (так пастухи на горных пастбищах поступают в холодную погоду).
