Илья, который задумал бежать от жены и дочки, меняет решение. Теперь он всю жизнь будет держать ее при себе и бить. Пусть знает, как идти против воли мужа. Он снова замахивается кнутовищем.
Анка с криком бросается на защиту матери. Но рыбаки опережают маленькую цыганку. В их сильных руках Илья извивается, как змея.
— А ну, прочь отсюда! Женщина своей волей у нас осталась.
— Убью! — хрипит Илья.
Заведующий лабазом берет под руку деда Николу и говорит:
— Ты, Никола, здесь старший, пожалуйста, убери своего Илюшку…
— Да, верно, верно, — соглашается дед Никола. Подвода трогается. Но, отъехав метров на сто, она останавливается.
Никола, придавив пальцем раскаленный пепел в трубке — так табак становится злее, — с открытой ненавистью глядит на Илью. Вот из-за него могут сказать, что он, Никола, не хотел помочь приятелю… Надо что-нибудь сделать… Он, Никола, старый и хитрый.
Плюнув в сторону Ильи, он вытаскивает из кармана часы темного серебра, с грубой, такой же темной цепочкой, на которой болтается брелок в виде красного сердечка. За такие часы любители старины могут дать пять-шесть рублей. Но Никола ради цыганского дела готов с ними расстаться. Впрочем, они уже не нужны старику, его время прошло…
— Пойдем, Павлик, а ты, Илья, оставайся, — говорит он, глубоко затягиваясь.
Никола и Павлик возвращаются к рыбакам.
— Народ цыганский пожалейте, товарищи начальники! — приложив руки к груди, произносит Никола. — Зачем вам худые цыганки?
— Они воровки и вшивые! — говорит Павлик, скаля зубы.
Анка возмущается:
— Врет, врет, он сам вшивый! — кричит она.
Но мать уводит Анку в лабаз к чанам, наполненным серебряной рыбой.
А Никола подходит к седому рыбаку и протягивает ему старинные карманные часы.
— Бери, бери, только народ пожалей цыганский… Заведующий лабазом берет часы, разглядывает их и говорит:
— Отстали.
— Немного, совсем немного! — заверяет Никола.
— На сорок четыре года отстали твои часы. Забери их, старый! — сердито произносит рыбак и хмурится.
Никола, взяв часы, возвращается к подводе.
— Пошла! — диким голосом орет он на лошаденку.
Подвода трогается.
Первым за ней идет Илья. Идет длинными, медленными шагами.
Пыль… Пыль…
Дед Никола курит на ходу трубку и тоскливо глядит на дорогу.
Не впервые он идет по ней. Когда-то проходили здесь многолюдные цыганские таборы, шли — земля дрожала. Шли с песней. Шли с пляской. Все пьяные.
А теперь? Изменяют цыгане своей цыганской жизни. Кто оседает на земле, кто трудится на заводах, а кто даже учится в школе… Зажирело цыганское племя!..
