Одним из моих лучших друзей стал Борис Гильдунин — сын директора средней школы. Его отец собрал большую библиотеку, и Борис брал у него нужные нам книги. Читали мы их то по очереди, каждый у себя, то вместе, уединясь на чердаке школы.
Весь чердак был нами разрисован. Здесь можно было встретить корабли всех классов: и броненосцы времен Цусимы, и Петровские галеры, и фрегаты Нахимова. На печных трубах в рост человека красовались фигуры пиратов. В другом месте были нарисованы все виды морского холодного оружия: кортики, сабли, ножи.
Такую жизнь мы вели, пока «форт», где мы базировались, не разгромил школьный сторож. За мазню досталось обоим. Да еще и на чердак лазить запретили.
Что было делать?
За школьным забором, неподалеку от кладбища, находилась почти никогда не высыхавшая огромная лужа. Мы превратили ее в «океан» для нашего «флота». Газеты и оберточную бумагу использовали как строительный материал для наших кораблей.
Скоро у каждого из нас было приготовлено десятка по три бумажных кораблей. Мне, как младшему, товарищ приказал вывести свой флот на середину моря и пустить по ветру. Корабли Бориса, имея большую парусность, должны были настичь мой отступающий флот и в «жестоком морском сражении» уничтожить его. А чтобы сражение получилось достаточно эффективным, мы насыпали в корабли пороху и положили фитили различной длины.
Выполнив это дело, «адмиралы» обоих флотов засучили выше колен штаны и последовали стороной, каждый за своими кораблями, чтобы исправлять при необходимости их курсы.
И вот флоты сблизились. Корабли сбились в кучу. Некоторые шли борт о борт вместе, фитили стали догорать. Огонь достиг «пороховых погребов», и один за другим начались взрывы. Мы вошли в такой азарт, что даже осипли от крика и, доказывая каждый преимущество своего флота, тут же посреди лужи начали тузить друг Друга.
Наступили сумерки. Мокрые с головы до ног, но в полном восторге от своей затеи возвращались мы домой. И хотя получили немало подзатыльников от матерей, на следующий же день возобновили нашу игру…
Прекрасны годы беззаботного детства! Но скоро они кончились.
Однажды вечером в 1929 году к нам на хутор приехал посыльный из станичного Совета. Отца вызывали на собрание в станицу.
— Сядь на коня, далеко, — посоветовала мать.
— Ничего, — возразил отец, — конь за день устал Я лучше пешком.
Ушел он тогда и больше не возвратился. Нашли отца недели через две, в степном колодце. Голова была разрублена топором, вся грудь в ножевых ранах.
