Кто-то спросил: «Как расстреливают?» — «Всегда в затылок, в коридоре, неожиданно». Но бывало, видно, и по-другому. Сильно пьяный, рассказывал: «Он у меня в ногах валяется, умоляет не убивать. «Я профессор, — говорит, — с мировым именем…» — «Ну и хрен с тобой, что ты профессор!» — говорю и… пулю в лоб!»
Пришел как-то с газетой эмигрантской, в которой была его фотография и подпись: «Палач города Москвы». Очень кичился.
Хоть и противен он нам был, а все ж таки мы думали, что он расправляется с врагами. Профессор с мировым именем мог ведь оказаться врагом революции. Запросто. Так мы себя уговаривали.
Комнату мне не дали. По письму отца к Сулимову ее получил Виктор. Он ведь тоже В. Морозов. Вот и воспользовался, а мне объяснил просто: «Тебе не так нужна комната, ты — холостой, а я женился. Ты можешь подождать». Я подумал — и в самом деле женатому нужнее, подожду.
Не знал, что это окажется роковым для меня… или величайшей удачей?
Поселился я на конспиративной квартире с тремя другими, те были разведчики, а проще — шпики. Конспиративная-то конспиративная, да только не квартира, а комната в коммуналке, и с конспирацией получился смех один!
Комната была на улице Герцена, выходила окнами на японское посольство, для наблюдения за посольством и предназначалась. Кто-нибудь из «разведчиков» приведет «типа» — так назывался наблюдаемый — в посольство и идет на «конспиративную квартиру» таращиться из окна на дверь посольства. Когда «тип» выйдет, оперативник тоже уходит из квартиры — выслеживать дальше.
Трое «разведчиков» и я имели липовые документы студентов рабфака имени Артема. Для соседей по квартире все мы были люди подозрительные: хорошо одеты, с книжками никто не видел, днем часто дома, я один хожу и днем на работу, но на Лубянскую 14. А то вдруг ночью за мной (студентом!) приезжает машина: понадобилось выдать кому-то одежду из гардероба.
Круглым идиотом надо быть, чтобы не понять — дело не чисто. Мы много раз писали рапорты, что наша комната не может считаться «конспиративной» на глазах у других жильцов этой квартиры! Рапорты оставляли без внимания.
Наконец, жильцы написали в милицию, что у них в квартире живут крайне подозрительные личности, возможно бандиты. А в каждом отделении милиции существовал представитель ОГПУ Он доложил по начальству.
Нас арестовали в феврале тридцать первого. Ордер на мой арест был подписан Ягодой — сотрудников органов тогда могли арестовать только с ордером за его подписью.
