Мое пристрастие к Диккенсу. Семейная хроника XX век | страница 19



Кажется, в двадцать девятом году это было… Привел я его в ЦК, он поднялся наверх, а я сел в вестибюле, возле дежурного. Вдруг быстро входит начальник моей группы Мешков и говорит, что с Бухарина снимается охрана. С этой минуты. Я растерялся. «Как же так? — говорю. — Неудобно…» Он: «А вот так! Выполняйте приказание».

Николай Иванович спускается по лестнице, а я — ни жив ни мертв. Он на ходу: «Идемте!» Я стою. Бухарин оглянулся. Я поднял плечи, руками развел. Он понял, кивнул и быстро ушел. Отвратительно мне было.

Потом меня повысили, сделали заведующим секретным гардеробом. О-о, это было дело! В секретном гардеробе было все, что угодно: фраки, цилиндры, лапти, заграничные костюмы, плащи, пальто, валенки рваные, зипуны, очки, трости, монокли, золотые портсигары… Основной фонд — реквизированное из особняков, я думаю, но из-за границы «гардероб» пополнялся тоже…

Понадобилось обмундировать парочку-другую «наших людей» — пожалуйста, секретный гардероб к их услугам.

И какие выходили из его дверей щеголи-нэпманы или заграничные штучки… фу ты! Или мужички сермяжные. Какие, должно быть, чудовищные спектакли разыгрывались… Какой маскарад! А нам тогда казалось — интересно! Как же, наши герои выходят на борьбу с коварным врагом… Мальчишки были, опасные мальчишки!

Случалось, меня вызывали по ночам. Иногда — приказ: переодеть роту солдат в штатское. Что тут поднималось! В спешке искалось платье по росту, над головами летали пиджаки, брюки, толстовки, портянки, обувь… Наконец, уйдут, а в помещении — разгром, Мамай воевал. Начинаем убирать, сортировать.

У меня в штате гардероба были парикмахер, сапожник и двое портных.

Парикмахер каждое утро объезжал всех вождей и брил. Фамилия портного, помню, была Мотрин, а сапожника Красовский. Один раз были с ним у Сталина, сапожник мерял ему сапоги. Шили Сталину как-то халат, темно-коричневый, мягкой материи, а подкладка синяя, шелковая. Долго не могли найти шнур с кистями.

Шили на Ленина френч: старый истлел в Мавзолее. Принесли из Музея революции френч, в котором он был ранен, и по нему сшили.

Помещались мы на Лубянской улице, в доме 14. А в доме 11 по той же Лубянской производились расстрелы. Мы это знали. И знали одного палача. Он заходил к нам, в дом 14, в перерывах между «работой». Фамилия его была Сабо, кажется, венгр. Ходил в желтом кожаном пальто. Небольшого роста, грузный, лицо мясистое. Часто пьян. У нас он вызывал и отвращение, и интерес — с примесью жути.