Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970 | страница 28
МХАТовец Топорков в крематории сострил:
— Почему говорят: «Спи спокойно»? По моему надо говорить: «Гори, гори ясно…»
Составить сборник «Похоронный юмор» и продавать на кладбищах и в крематориях.
Надо знать имена цветов, которые растут по краям дорог. Это самые нужные в жизни цветы.
У хозяйки нашей в Гурзуфе туберкулёзники украли собаку «на сало».
— Куда она поплыла! Ведь она плавать не умеет!
— Ну, почему… Ведь до тех камней она же доплывала…
— Иногда доплывала, а иногда и не доплывала…
(Подслушал на пляже в Гурзуфе)
Погода такая жаркая и душная, что молоко скисает ещё в корове.
Кира[19] пригласила меня и Витьку[20] на «Литературный четверг», прибавив, что мы должны купить водки. Сначала ели и пили. Умеренно! Кира читала Катулла. Ну а потом все перепились, и начался сущий бардак. «Литературный четверг» теперь в Гурзуфе стал нарицательным.
Утро. Очень тихо. Из-за тёмно-зелёных гор разливается по небу нежно-розовая заря. Незаметно на западе размывается она бледной синевой неба с редкими молочными звёздами. Где-то далеко перекликаются петухи, но от этого кажется ещё тише. Света мало и свет этот робок, но с каждой минутой, укрепляясь в своей силе, всё вокруг заполняется утром.
Птицы начинают первые песни, и деревья все, и кусты, пробуждённые этими песнями, сбрасывают оцепенение ночи. Звёзды уже совсем растаяли в небе, и небо от этого становится ещё светлее. И, когда, наконец, из-за тёмно-зелёных гор всплывает солнце, сразу рождая чёткие чёрные тени — утро пропадает и получается из него день…
Надпись на памятнике: «N.N. — женщине и человеку».
Я люблю карточные игры поглупее и поазартнее: «очко», «спекуляция», «кункен», «кинг». Такие штуки, как «66», «501», «1000», где надо много считать — не по мне: это уже не отдых, это почти работа. В 1953 году в доме отдыха «Баковка» напоролся я на офицеров-преферансистов. Преферанс был фирменной игрой МВТУ в середине 1950-х годов, играли все; если гнали из аудиторий, в электричках играли. Я тоже играл. Но тут офицеры продержали меня за столом 18 часов с перерывом на обед. Я молил их расписать эту «пулю» к чёртовой матери, но они не соглашались. Через 18 часов я проиграл 66 копеек и навсегда приобрёл отвращение к преферансу, и даже вид преферансистов наводит на меня с тех пор тоску.
— Не так больно, как неожиданно, — сказал рак, когда его бросили в кипяток.
Наша с Витькой молитва в Гурзуфе: «Господи, помоги найти аккредитив на свою фамилию!»