Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970 - Ярослав Кириллович Голованов

«…возвратился, пространством и временем полный».

Осип Мандельштам

Факты, факты, факты! Даты, даты, даты! Имена, имена! Города! Страны! Тысячи имён, сотни городов и деревень.

Это ошеломляет. Завидую. Завидую поразительной отзывчивости, точности отклика, эху душевному…

Всё так. Но для меня лично важнее всего сам этот человек. Ведь всё крутится вокруг него самого — Ярослава Голованова. Самое главное — вовсе не тщеславие, которого почти нет (в конце и совсем нет), а честность летописца, ведущего свою летопись и не сробевшего её опубликовать, не побоявшегося признаться в грехах своих.

«Заметки» в газете («Комсомольская правда»), да ещё беспрерывно, в течение более двух лет — вещь абсолютно беспрецедентная. А сколько (и каких!) сердечных откликов!

Для современников — космонавтов, ракетчиков, атомщиков — тут целая энциклопедия. Да и другие современники скучать не будут. Историки тоже многое здесь отыщут (хотя и разногласия найдутся с общепринятым). Всё это я понимаю, но, простите, мне не это по-настоящему интересно. «Заметки» эти мне интересны прежде всего потому, что в них я наблюдаю эволюцию самого хроникёра, всей его жизни, взглядов, пристрастий. А ещё интересны они мне потому, что сам я вёл дневники, и как раз с 1953 года и до сегодняшнего дня. Глядеться в своё зеркало — одно, а в чужое — интереснее, пугливее, страшнее…

Сейчас я гляжусь в зеркало Ярослава Голованова. Поразительная честность. Дурака молодого в себе (а всё равно обаятельного!) не прячет. Сравните первые и последние страницы «Заметок». Какой естественный рост! Естественность эта определена, вероятно, генетически (предки, семья, непродажность, уважение к культуре). Он никогда не хотел быть политическим комментатором. Хотел и добился научной нейтральности, объективности. От политиканства убежал, спасся!

Потому — надолог, навсегдашен.

Прикоснулся он к ценностям нетленным, а ещё ухитрился соединить в себе по нынешним временам несоединимое, совершенно забытое — racio и художественность. «Пинежская тетрадь», например, просто классична. Влюблённость его во всех этих гениальных «рационалистов», «рассудочников», по-моему, не то что не уступает, а радостно соперничает с влюблённостью и в театр, и в живопись, и в кино — в искусство, в культуру.

Записки, дневники, письма играли ничем не заменимую роль в становлении русского самосознания в XIX веке, в начале XX. Какая это была школа чести, совести, достоинства, дисциплины! А потом, с октября 1917-го катком железным и раскалённым прокатились по этому самосознанию. Задавили. Выжгли. Да и то — не всё задавили, не всё выжгли. Смотри дневники и заметки М. М. Пришвина, К. И. Чуковского, В. И. Вернадского, П. А. Флоренского, Л. К. Чуковской, Н. Я. Мандельштам. Особая и вдохновляющая тема. Тайнопись эта не погибла. Взойдёт. Всходит…