Прежде всего, они нашли воткнутые в снег лыжи, от которых в обратную сторону вдоль лыжных следов тянулись следы человека без лыж и следы лыжных палок. Видно было, что человек шел, опираясь на палки. Время от времени попадались следы, где человек падал или садился отдыхать. На таких местах попадались сломанные и брошенные незажженные папиросы. У человека не было спичек. Эти остановки дальше делались все чаще, и, наконец, нашли и труп его, окостеневший на морозе.
В пустом заброшенном разведочном бараке на половине пути его к цели нашли следы его пребывания там. Он, по-видимому, хотел погреться, но в пустом промороженном бараке было не теплее, чем на открытом воздухе. Он не мог развести огня в печи, так как не было спичек, которые, может быть, он и искал в бараке. Потом, должно быть, тоже пытаясь согреться, он выпил маленькую бутылочку спирта, захваченную, вероятно, чтобы отметить встречу с приятелем.
Из барака он пошел дальше на лыжах и затем, когда ноги у него уже совсем замерзли и, должно быть, когда он перестал их чувствовать, снял лыжи и попытался идти без них, опираясь на палки.
Я видел его, когда его привезли на санях назад следующим вечером. Нетрудно было с первого же взгляда определить причину его гибели. Это была одежда. Он оделся так, как одевались тогда лыжники в его родном Ленинграде: на нем были свитер и молескиновая (из «чертовой кожи») куртка и такие же брюки, а на ногах ботиночки кожаные. На голове только трикотажный шерстяной подшлемник. Только руки его были как следует — в больших овчинных рукавицах с «крагами». Это, конечно, и поддерживало его до последней минуты жизни, давая возможность держать в руках лыжные палки.
Глядя на него, я вспоминал распространенное заблуждение, будто замерзающему человеку становится тепло, что он засыпает, будто согревшись, и потом замерзает. Это, должно быть, не так.
Замерзший лыжник окостенел, лежа на правом боку. Правая рука, прижатая к земле, была вытянута к коленям полусогнутых ног. Левая рука держалась за правую выше ее локтя. На лице у него застыло выражение, показывающее, что человеку нестерпимо холодно.
В тот же день выборов, когда трагически погиб бухгалтер-лыжник, наша бухгалтерия понесла еще одну утрату. В середине дня вдруг распространилось известие, что другой бухгалтер, Федяев, пытался бежать из поселка в связи с тем, что он был почти разоблачен как беглый заключенный.
Еще в первые дни нашего приезда в поселок Иганджу мне этот человек показался странным. Почему-то запомнилось, как я, Рукас, Чащин и Парфенюк стояли на берегу Иганджи между палатками. Подошел к нам Федяев, а потом явился кто-то с фотоаппаратом и хотел снять нашу группу, но Федяев постарался избежать того, чтобы попасть в кадр, и это ему удалось.
