…Случилось это за несколько месяцев до того, как исчез Романов. В артели «Красный Октябрь» нельзя сказать что все шло гладко. Однако хозяйство выправлялось и даже после неурожайного года не распалось. Вовремя обработаны земли, заготовлены корма. Одним словом, артельцы были уверены, что вместе трудиться им сподручнее, только бы кулаки не мешали. На собраниях открыто называли фамилии единоличников, подлежащих обложению повышенными налогами. Несколько хозяйств было раскулачено. По поручению райкома ВКП(б) Федор Романов возглавил комиссию по коллективизации и решительно вел курс на изъятие излишков зерна, сельскохозяйственного инвентаря у богатых. Народ дружно выходил на работы, любое дело решалось сообща, все казалось по плечу объединившимся в колхозную артель. Успехи радовали бедняков, но вызывали ярую злобу у тех, кто лишался лучшей земли, мельниц, шерстобиток, крупорушек, сеялок, а главное, наемной рабочей силы.
Беда подкатилась исподволь. Все стало выявляться на собрании, куда сошлось почти все село. На повестке дня стоял вопрос о контрактации излишков семенного зерна для осеннего засева колхозного поля. Романов убеждал, что такая мера вызвана тем, что колхоз еще не имеет своих запасов, и попросил присутствующих высказать свое мнение, но зал напряженно молчал. Наконец с задних рядов, где сидела кучка единоличников, кулаков и подкулачников, послышался недовольный ропот, и к столу, пробивая дорогу локтями, протиснулся единоличник-твердообложенец Глебов.
— То, что сказал здесь председатель, — начал он возбужденно, — ведомо давно. Двенадцать годов, слава те господи, живем при Советах. Власть эта, конешно, праведная, а вот пошто же берут с крестьянина последнее, пошто до зернышка выметают из сусеков? Есть али нет — все одно отдай. И опять же, где обещанные промтовары? Ну, ответьте, где соль, мыло, спички, мануфактура там разная, где, спрашиваю? Нету! Одна болтовня есть. У городских-то губа не дура, что получше да показистей — себе, а крестьянин опять ходи в опорках[16]. Так я говорю?
— Правильно! — послышалось сзади. — Шпарь, Глебов, дальше!
Зал загудел. Глебов хитро посматривал на президиум, довольный поддержкой, продолжал:
— Оно, конешно, надо бы засеять поле, земля, она не любит пустоты. А где ж его, зерно-то, взять?
— У тебя в амбаре, — послышалось из зала, — там оно у тебя ворохами лежит, еще третьегоднешнее, инда в сусеки не вмещается. Сидишь как… ни себе, ни людям.
