Под ризой епископа | страница 24



Иван Назаров был у комсомольцев старшим не только по положению, но и по возрасту. Он уже довольно зрело оценивал события и факты, Хорошо понимая, как трудно Романову — единственному коммунисту на селе — вести артельное хозяйство, он всеми силами старался помочь ему: поднимал комсомольцев на дела, и те всегда показывали пример в работе в горячую пору сенокоса и особенно в страду; выпускал стенгазету, вел агитработу. Но в сложном круговороте больших и малых дел, творившихся в селе, секретарь комячейки порою заходил в тупик. Вот тогда он шел за советом к Романову, и тот, выкраивая время, часто беседовал с ним и толково разъяснял текущий момент. По совету Романова комсомольцы за перегородкой конторы в небольшой комнатушке открыли избу-читальню. По его подсказке они не упускали из виду амбары, зерном из которых был еще кое-кто не прочь поживиться; следили за тем, как содержится обобществленный скот. Дел у комсомольцев было много, а жизнь подбрасывала все новые и новые.

— Счастливые вы, — сказал как-то Романов комсомольцам, — все у вас впереди. Вот покончим с кулаками — заживем зажиточной радостной жизнью. Будет у вас и клуб, и музыка в нем, и кино, и спектакли.

Глубоко запали эти слова председателя в сердце комсомольского вожака. А вот не стало его, и Назаров почувствовал, что потерял надежную опору в жизни. Все покатилось куда-то вниз, началась неразбериха, не с кем стало посоветоваться, поговорить откровенно по многим мучившим его вопросам. Сейчас, сидя перед молодым уполномоченным, Назаров понял, как давно ему не хватало именно такой встречи, такого вот разговора. Ковалев произвел на него впечатление особенного человека. Надо же: молодой парень, всего на несколько лет старше Ивана, а разбирается в политике не хуже самого Романова. Говорит просто и доверительно, как со взрослыми, и по тому, как слушали его комсомольцы, когда он убежденно доказывал необходимость выявить настоящую причину исчезновения председателя колхоза, Назаров все больше и больше проникался к нему доверием.

Расходились поздно. Керосин в лампе догорал. Первым с места поднялся Николай Широбоков. Он выходил неуклюже и в потемках наступил кому-то на ногу.

— У, пожарная каланча, — расслышал Ковалев почти детский голос.

Послышался смех.

— Это кто же там каланча, Широбоков, что ли? — спросил он. — Ничего, Коля, я ведь тоже каланча, да, пожалуй, еще подлиннее тебя. Нам с тобой сверху-то виднее.

Настроение у ребят было хорошее, они медлили идти по домам. В тот вечер Ковалев узнал немало нового.