— Так я бы и не прочь отсыпать вам несколько пудов, однако свершись эдакое, от вас возврату не увидишь. Забудете. Так ведь, граждане артельники? — уверенно говорил он.
В ответ раздались голоса с первых рядов:
— Еще чего — возврата захотел! Для общего-то дела и пожертвовать считай за счастье. Не нашим ли горбом оно нажито? Чьим потом пахнет это твое зерно?
— Гони его с собрания!
— А вот в таком разе у нас совсем нет зерна, а коли и есть, то не про вашу честь, — отрезал Глебов, но его голос затерялся в общем гуле. В руках председателя надрывно звучал школьный звонок.
— Тихо!
— Ты, гражданин председатель, не названивай. Нынче звонарей-то с колокольни долой!
— Зерно мы силой не отбираем, — Романов вышел из-за стола, когда гудевший, как пчелиный улей, зал немного притих. — Мы с вами заключаем договор, а когда соберем урожай, вернем долг сполна. Ведь сейчас оно, это зерно, лежит у вас мертвым капиталом. Подумайте об этом.
— Этот капитал всегда живой и всегда в цене, а вот контракт, он заведомо мертвая бумажка, — стоял на своем Глебов. — Ежели отдадите в двойном размере, то можно еще подумать.
— Вона как заговорил — в двойном! — раздалось из зала. — Прошли те времена, когда ты нас обдирал!
— В таком разе — кукиш вам, не семена! Ни фунта! — послышалось с задних мест.
— Правильно! И скот свой надо разобрать по домам, — призывал кто-то из подкулачников, — Не артельцы вы, а голодранцы, ишо как порядочные за хозяйство беретесь. Только в нашем селе и нашлись дураки, вона в Уроме и по сей день живут, как жили.
Не переставая выкрикивать угрозы членам правления и Романову, стали покидать зал те, кому разговор пришелся не по нутру, кого касалась прежде всего контрактация.
— Тихо! Надо кончать базар! — поднялся пожилой середняк артельщик Прохоров. — А ну вас к лешему, решайте на правлении, а мы согласные. И нечего кулачье уговаривать. — Он тоже направился к выходу. За ним потянулись и остальные. В конторе остались только члены правления.
— Ну, что будем решать? — обратился к правленцам Романов.
Наступило молчание. Никому не хотелось выступать первым. Тягостную тишину нарушил Кожевин:
— Нутром чую, напрасно все это заварили. Поразмыслите-кось, что вокруг творится. Вот-вот колхозное дело совсем застопорится, а попросту — развалятся артели. Крестьяне режут скот поголовно. В Петровках-то, слыхали: правленцы ходили по дворам, зерно собирали, вот и спровадили их на тот свет. — Кожевин хотел еще что-то добавить, но Романов прервал:.
