Она шла задумчиво, не торопясь, роняя из коробочки ненужные ей кнопки. Коробочку она держала в руке. Встречные прохожие, а их в тот вечерний час было немало, уважительно кланялись ей, она отвечала. Женщина в черном платке, распущенном по плечам, как ослабевший парус, остановила ее перекинуться несколькими словами. Пока они болтали, я посидела на уличной скамье, размышляя о том, что с самого начала делаю все неправильно. Получается какая-то слежка, а на это меня никто не уполномочивал.
Я уже совсем собралась окликнуть ее, как вдруг потеряла из виду. Улица, по которой мы так долго шли, у подножия горы разделилась на два рукава. Два глиняных рукава, с замаскированными в стенах калитками. Один проулок просматривался насквозь — до поля. Другой имел поворот. Конечно, Шахназ скрылась за поворотом!
Я ускорила шаги, потом остановилась, прислушиваясь, не стучат ли поблизости каблучки Шахназ. Нет, они не стучали. Которая из многочисленных калиток поглотила ее?
От горы, что возвышалась поблизости, в проулке было прохладно. Но вместе с этой свежестью воздух был насыщен чем-то нежным и опьяняющим. Вдруг послышалось гудение. Оно не удалялось и не приближалось. Может, ребенок играет на дудочке? Нет, звук был низким и монотонным. И еще он был множественным. Гудело какое-то согласное множество. Пчелы! Ну конечно же, они! Вот так же гудят они после долгого зимнего отдыха над расцветшей ивой. Потом над черемухой. Еще позднее над яблонями и вишнями. И где-то в июле, когда отцвели уже все плодовые деревья, гудит пчелиное облако над липами…
Проскрипела одна из калиток, выпустив на улицу толстую старуху с черным поникшим парусом за спиной.
— Бабушка, где тут живет Шахназ Мамедова?
Старуха критически осмотрела мое короткое платье. Перевела взгляд на мои белые туфли. Как видно, то и другое ей не понравилось. Весна тебя еще обманет, говорил ее взгляд, что тогда будешь делать в своих белых туфлях?!
— Шахназ Мамедова? — повторила я свой вопрос.
— Здесь!
Старуха ткнула толстым пальцем в ближнюю от меня калитку.
— Нет ли у них собаки?
Я тут же устыдилась своего вопроса. Мне явственно послышался барственно-ленивый голос Николая Богданова: «Если ты боишься собак, вози с собой безразмерный намордник. Чтобы для любого пса годился».
— Нет у них собаки, — сказала старуха и, грузно колыхаясь, пошла туда, где глиняный коридор обрывался, как странный сон. Там зеленело поле.
Я толкнула калитку, вошла в нее и остановилась изумленная.
